Иштван Декан - Пути-дороги

Я начала лихорадочно готовиться к предстоящей встрече и делала это, видимо, дольше, чем следовало, так как девять человек уже ждали меня, когда я приехала к ним.

Запыхавшись от быстрого бега, я остановилась на пороге, чтобы перевести дыхание. Из-за двери до меня донеслись обрывки разговора — разговаривали по-венгерски.

Несколько секунд я не двигаясь стояла перед дверью; какой-то внутренний голос шептал мне, что вся моя жизнь в корне изменится, стоит мне только перешагнуть через этот порог. Наконец я решилась войти. На мой звонок дверь широко распахнулась, и, войдя, я увидела мужчину в незнакомой мне военной форме. В глубине комнаты стояли еще несколько человек в такой же форме. Все они, не скрывая интереса, уставились на меня.

Сильно смутившись, я переступила порог и по очереди представилась всем присутствующим, хотя сама от смущения не запомнила, кого как зовут, а лиц их даже не рассмотрела. Странным для меня было то, что все они говорили по-венгерски. К моему счастью, вскоре позвонили в дверь. Это пришел Матиас Ракоши, и нас всех пригласили в другую комнату.

Обменявшись несколькими словами с Золтаном Вашем, Ракоши обратился к нам. Он сказал, что Советское правительство разрешило послать в советский партизанский отряд группу венгерских антифашистов. Наша группа, подчеркнул он, является первой группой, которая покидает лагерь военнопленных. Перед нами стоит двойная задача: во-первых, вести пропагандистскую работу среди венгерских солдат, находящихся на фронте, а во-вторых, овладеть искусством партизанской борьбы. События в Венгрии складываются таким образом, что мы можем рассчитывать на развертывание на родине партизанской борьбы, в которой венгерскому народу большую помощь могут оказать антифашистски настроенные венгерские военнопленные, как офицеры, так и солдаты, находящиеся в Советском Союзе. Именно поэтому нам и нужны, продолжал товарищ Ракоши, люди, обладающие боевым опытом. Вслед за нашей группой к партизанам будут посланы и другие.

Затем он довольно подробно остановился на трудностях, с которыми нам придется встретиться, и подчеркнул, что каждый из нас еще раз должен как следует подумать о том, твердо ли он решился на столь трудное и опасное задание.

Пока товарищ Ракоши говорил, я внимательно приглядывалась к своим будущим товарищам. Когда нам предложили сесть, я сосчитала их. Их оказалось как раз девять. Все они спокойно и внимательно слушали говорившего. На лице каждого застыло выражение решимости и спокойствия. Почти всем было не больше двадцати пяти, только трое лет на десять — двенадцать старше.

После разговора с товарищем Ракоши нас пригласили в другую комнату, в которой мы с трудом поместились, так как она была забита новым военным обмундированием и снаряжением, которое лежало не только на столах и стульях, но и прямо на полу. Чего только здесь не было! Белые офицерские полушубки, летнее и зимнее обмундирование, бязевое и шерстяное нижнее белье, кожаные и кирзовые сапоги, полевые сумки, компасы, даже бритвы и швейные иглы. Тут же находилось и оружие — автоматы. И все это было приготовлено для нас.

Мужчины словно зачарованные смотрели на все эти новенькие вещи, с нетерпением ожидая минуты, когда они смогут сбросить с себя старое, порванное обмундирование венгерской хортистской армии и с гордостью надеть военную форму Советской Армии.

Я тихо стояла возле двери, молча наблюдала за тем, с какой радостью мои коллеги разбирают все эти красивые добротные вещи, и невольно думала о том, что вряд ли среди этих вещей окажется что-нибудь подходящее для меня.

Кроме меня в коридоре оказались еще двое. Я подошла к ним, и мы разговорились. Одному из них на вид было года двадцать два — двадцать четыре, второй казался старше его лет на десять. Оба светловолосые, с голубыми глазами. Держались они исключительно спокойно.

Наконец очередь дошла и до нас. Я примерила самый маленький полушубок, выбрала себе галифе и сапоги поменьше размером, но все это оказалось слишком велико и болталось на мне как на вешалке.

Однако делать было нечего, пришлось надевать то, что было. С гордостью шла я по безлюдным московским улицам, сожалея в душе о том, что уже поздно и лишь редкие прохожие видят, как я шагаю по тротуару в военном обмундировании и полушубке, словно бывалая фронтовичка.

Дома меня с нетерпением ждали. Волнение и беспокойство достигли высшего предела, потому что отъезд был назначен на утро следующего дня.

Тетушка что-то пекла и жарила, а дядюшка занялся приготовлением вещей, без которых я, как ему казалось, не обойдусь на фронте. Он внимательно пересмотрел содержимое моего вещевого мешка и сразу же определил, чего именно в нем еще не хватает. Он считал, что у партизан должно быть все необходимое. Одной пары перчаток, как он полагал, явно мало, ведь я могу их промочить. Необходимы мне и галоши, одними кирзовыми сапогами никак не обойдешься — погода меняется так часто.

Я послушно соглашалась со всеми его предложениями и решительно запротестовала только тогда, когда тетушка во что бы то ни стало решила уговорить меня взять с собой красивый шелковый зонтик. Я вообще терпеть не могла зонтиков, ридикюлей и тому подобных вещей, которые нужно носить в руках и о которых следует постоянно помнить, чтобы где-нибудь не забыть или не потерять.

Когда тетушка с дядюшкой раз пять перетрясли мой вещевой мешок, они вдруг вспомнили, что в нем нет ни лекарств, ни бинтов. Моментально для меня была приготовлена импровизированная походная аптечка. Дядюшка вложил в нее самое редкое для того времени лекарство — стрептомицин, которое, по его словам, необходимо принимать по таблетке несколько раз в день при любой болезни, а в случае ранения — растолочь таблетку в порошок и присыпать им рану.

Когда сборы были наконец закончены, на улице занимался рассвет. Но на часок мы все же прилегли отдохнуть. Однако едва я уснула, как пришло время вставать. Утром в сопровождении дядюшки я направилась к зданию редакции газеты «Игаз со».

Подошли к входу. Дядюшка остановился и вынул из кармана старинные большие карманные часы, которые, несмотря на внушительный стаж, ходили точно и считались фамильной ценностью. Он протянул их мне со словами:

— Возьми! Партизанам, как я понимаю, очень важно знать точное время.

Я не без волнения приняла подарок дядюшки, понимая, что для него это немалая жертва, и обещала вернуться живой и отдать ему эту дорогую реликвию.

Когда мы вошли в редакцию газеты «Игаз со», ребята уже ждали нас. Все у моих товарищей блестело — и пуговицы, и пряжки, и лица. Тотчас же подъехал Золтан Ваш. Еще накануне мы узнали о том, что он будет сопровождать нас до Киева, где в то время находился Штаб партизанского движения Украины, которому и предстояло решить нашу дальнейшую судьбу. Ваш весело поприветствовал нас, а затем сказал, что мы отправляемся сегодня в полдень поездом, а до тех пор мы свободны и можем погулять по городу.