Иштван Декан - Пути-дороги

Начало светать, а состав все не отправлялся. Тетя вылезла из вагона и пошла на станцию звонить кому-то по телефону. Через полчаса она вернулась и с улыбкой проговорила:

— Ребята, быстро передайте мне мои вещички!

Мы с трудом пробрались через сидящих в вагоне людей к выходу. Едва мы успели спрыгнуть на землю, как эшелон тронулся.

Как я узнала позже, тетя позвонила своему соседу, который сообщил ей добрые вести: с частью добровольцев вернулся в столицу муж тети. Художник лично разговаривал с ним, интересовался положением на фронте. Дядя отвечал уклончиво, но был в очень хорошем настроении. Все это оказалось вполне достаточным для того, чтобы мы остались в Москве.

В тот же день, 20 октября, в столице постановлением ГКО было введено осадное положение. Государственный Комитет Обороны призывал всех жителей Москвы грудью встать на защиту своего родного города и беспощадно бороться с паникерами и провокаторами. Прошло всего два дня после опубликования этого постановления, как в городе стало значительно спокойнее. Две недели я жила в Москве и училась в своей школе. Однако мне было плохо одной, в нетопленой комнате, без денег и продуктов. В школе я рассказала обо всем секретарю нашего комсомольского бюро. Он согласился с тем, что жить одной мне не следует, и посоветовал сходить в райком. Я пошла в райком партии, где мне сразу же порекомендовали обратиться в заграничный отдел Венгерской коммунистической партии, который работал тогда в Москве. Я позвонила в ЦК, после чего меня сразу же направили к одному венгерскому товарищу. Это был черноволосый здоровяк, быстро-быстро говоривший. Звали его Золтан Ваш. Меня он принял очень тепло. Успокоил, пообещал, что все будет в порядке, и попросил прийти к нему завтра.

На следующий день было принято решение: меня направили в Иваново, что в двухстах километрах от Москвы, в Международный детский дом. Там мне предстояла встреча с сестренкой и другими венгерскими детьми, там же я должна была окончить десятилетку. Мне выдали билет до Иваново и восемьдесят рублей на первые расходы.

Я поехала в Иваново и вечером уже была на месте. Забрав свой маленький узелок, я отправилась искать детский дом. Он находился на окраине города. Пока я добралась до старинного парка, обнесенного железной оградой, настала глубокая ночь. Я позвонила у ворот. Сторож с удивлением посмотрел на меня и пошел будить директора. Вышел директор, пожилой крупный человек со строгим лицом, который очень удивился, узнав, что я приехала без предварительного извещения. Он попросил у меня направление, которого у меня не оказалось, так как Золтан Ваш забыл, что такое направление необходимо. Директор растерялся. Без направления он никого не имел права принимать в детский дом.

— Видите ли, мы не принимаем детей в детский дом вот так, с улицы, без всякого направления, но поскольку вы уже приехали, а у нас живет ваша младшая сестренка, то оставайтесь пока. За это время постараемся все утрясти.

Так я стала воспитанницей первого в Советском Союзе да и за рубежом Международного детского дома.

В этом детском доме воспитывались дети зарубежных революционеров, и среди них сын Долорес Ибаррури, дети Тольятти и два сына Мао Цзэ-дуна. Кроме моей сестры там жили еще две девочки-венгерки — Магда и Ева Палоташ. Я попала в одну комнату с сестрами Палоташ, где кроме них жили две итальянки, японка и две немки.

Одну половину современного трехэтажного дома занимали спальни, другую — комнаты для игр, занятий и столовая, в отдельном крыле находились учебные классы и медицинский пункт. Наши воспитатели — представители самых различных национальностей — жили в отдельном здании. Нашей любимой воспитательницей была болгарка Свобода Благоева, мужа которой казнили в Болгарии только за то, что он был коммунистом.

До обеда в детском доме шли занятия, после обеда следовал обязательный послеобеденный сон или отдых, затем начиналась самостоятельная подготовка к завтрашним урокам и занятия в кружках.

Девочки приняли меня очень тепло. Они много рассказывали мне о себе, о своих родителях. Все они верили в то, что рано или поздно настанет день, когда они смогут вернуться к себе на родину. Особенно близко я подружилась с итальянкой Терезой Мондини и ее японской подружкой Кити Ми. Эту дружбу мы поддерживали и тогда, когда стали совсем взрослыми. Здесь я встретилась со своей сестренкой Тамарой, которая уже училась в первом классе.

Два раза в неделю мы могли ездить в город, но в этом не было острой необходимости, так как абсолютно все для жизни и отдыха было у нас в детском доме. Вокруг нашего дома росли вековые ели и сосны, а совсем недалеко было озеро. Как только наступала зима, мы катались на коньках по льду этого озера и ходили на лыжах по заснеженному лесу.

Окрестности Иваново находились, так сказать, в полувоенной полосе. И мы, учащиеся старших классов, рыли противотанковые рвы на аэродроме, находившемся в десяти километрах от детдома. Зима 1941/42 года выдалась на редкость холодной. Хотя мы все были очень тепло одеты, но, пока доходили до аэродрома, все равно замерзали. Очень хотелось есть. Правда, перед выходом нам выдавали по сто граммов хлеба и мяса и по яблоку или апельсину, что в то время считалось большой редкостью. Но все это мы съедали еще по дороге, несмотря на сильный мороз.

На нашу долю выпала нелегкая работа. Мне дали лопату, но, когда я в первый раз попыталась вонзить ее в землю, она отскочила, словно мячик. Ребята разбивали и рыхлили землю, а девочки вслед за ними копали противотанковый ров. После работы нам предстояло пешком проделать десятикилометровый путь обратно в детский дом. Хотя мы сильно уставали, голов не вешали и старались быть веселыми. По вечерам мы устраивали концерты самодеятельности, ставили спектакли, а остальное время посвящали рукоделию.

Помимо рытья противотанкового рва и окопов мы собирали бутылки, которые заполняли горючей смесью. Эти бутылки бойцы на фронте использовали для уничтожения гитлеровских танков.

Когда Красная Армия разгромила гитлеровские полчища под Москвой, стало немного веселее. В Иваново обстановка тоже стала спокойнее. Начались регулярные занятия в школе. Комсомольская организация организовывала лекции и доклады. Ко Дню Парижской коммуны мне поручили сделать доклад. Я усиленно готовилась, прочитала много книг, а потом села писать доклад. Доклад, как мне казалось, удался. Слушали меня очень внимательно. Закончив доклад, я поклонилась и вышла из зала, а выйдя, очень удивилась тому, что за мной никто не пошел, все остались в зале. Тогда я еще не знала, что каждый доклад обсуждался присутствующими, которые высказывали свое мнение.