Иштван Декан - Пути-дороги

— Эй вы, вояки! — кричали им наши партизаны. — Где же ваше оружие?

Настроение у раненых было далеко не веселое, и они говорили:

— Посмотрим, как вам это удастся! Не оставите ли и вы там свои зубки?

Эта беззлобная перепалка свидетельствовала о том, что каждый партизанский отряд беспокоился за свое доброе имя. Наши партизаны считали, что виноваты в случившемся сами бойцы разбитого отряда. Несколько позже выяснилось, что так оно и было: за несколько дней до наступления партизаны то и дело крутились вблизи переправы, противник заметил это и подготовил им встречу.

Через несколько дней мы подошли к селу, находившемуся неподалеку от линии фронта, где мы и должны были форсировать злополучную речку. Все улочки села загромоздили наши повозки. Окна в хатах были темными: видимо, здесь не осталось ни одного местного жителя. Нам строго-настрого запретили громко разговаривать, курить и зажигать огонь. Неожиданно наступила оттепель, и мы, не отходя от своих повозок, топтались в грязи. Тем временем повозки все прибывали и прибывали, заполонив не только улицы, но и все дворы.

Вскоре, правда шепотом, от повозки к повозке передали приказ: «Вперед, марш!»

Колонна медленно тронулась в путь. Мы шли рядом, меся ногами грязь. Как только вышли из села, сразу же съехали с дороги на ровную болотистую местность, поросшую кустарником. Местами повозки застревали в грязи, лошади испуганно храпели и шарахались в стороны, не чувствуя под собой твердой почвы. По обе стороны от повозок двигались верховые всадники, которые то и дело шепотом поторапливали нас:

— Быстрее! Быстрее вперед! Не останавливайтесь!

Мы тянули и толкали повозки, тащили лошадей. В сапогах у нас булькала вода, одежда промокла насквозь. Неожиданно в небо взлетела ракета, где-то заработал пулемет, а затем послышалось гудение самолета.

— Быстрее! Быстрее вперед!

Стрельба усилилась. Метрах в пятистах от нас воздух прочертили огненные трассы, а через несколько минут начали рваться бомбы. Почувствовав под ногами твердую почву, мы поехали быстрее. С каждой минутой темп движения нарастал. Вскоре стрельба осталась где-то позади. Прямо перед нами расстилался ровный луг, обрамленный лесом. Несколько часов подряд ехали лесом. От мокрой одежды шел пар. Портянки в сапогах сбились, на ногах появились кровавые мозоли, а мы все шли и шли…

Рассвет застал нас в редком дубняке. К нам подъехал Даниельчук и спросил:

— Как вы думаете, где мы сейчас?

Мы молча переглянулись.

— В тылу врага! В двадцати километрах за линией фронта!

Ничто не говорило о том, что мы находимся в тылу врага. Местность точно такая же, как и вчера, да и порядок нашего движения тот же самый. Правда, мы очень много шли пешком, щадя своих лошадей.

Комиссар отряда «Червонный» товарищ Козлов часто подходил к нам. От него мы узнали, что недалеко от нас в большом селе расположено танковое соединение гитлеровцев. Наша же задача в настоящее время заключается в том, чтобы как можно скорее уйти из этого района еще дальше в тыл.

Комиссар рассказал нам и о том, что в оккупированных районах гитлеровцы не имеют крупных резервов, в основном все резервы брошены на фронт, поэтому в отдаленных от дорог селах и хуторах постоянных гитлеровских гарнизонов нет, а есть только подвижные патрульные дозоры.

Тактика нашего отряда, если учесть наши ограниченные возможности в маневрировании, в основном заключалась в нанесении внезапного удара по одиноким гарнизонам или железнодорожным станциям и быстром исчезновении, дабы не дать противнику возможности сосредоточить свои силы и ударить по нас.

Однако гитлеровцы уже усвоили эту тактику партизан и потому принимали кое-какие контрмеры: они проводили разведку с помощью авиации, а потом бомбили нас, порой бросались преследовать нас специально созданными для этой цели дивизиями или натравливали на нас банды украинских националистов.

Возглавлял все эти банды Степан Бандера, опиравшийся на бывших кулаков, не питающих симпатий к Советской власти. Гитлеровцы снабжали националистов оружием и деньгами.

На Западной Украине имелись села с польским населением и села, где жили русские и чехи. Бандеровцы держали в страхе все местное население.

Первые дни мы двигались по дорогам и днем, и ночью, а когда вышли в степи, то стали передвигаться только по ночам. Январские ночи длинные, так что времени хватало. Когда же занимался рассвет, мы располагались на отдых в каком-нибудь селе. Лошади и повозки размещали так, чтобы их не сразу можно было заметить с воздуха. Партизаны днем отсыпались, готовили себе горячую пищу. Обед чаще всего состоял из вареной картошки и квашеной капусты. Бывало и свежее мясо, правда довольно редко.

Часто свои продовольственные запасы партизаны пополняли из немецких складов, часть продуктов раздавали населению. Лишнего партизаны никогда не брали, чтобы не стеснять себя грузом.

Отряд не всегда двигался по одной дороге целиком, иногда он делился на части, которые перемещались по параллельным дорогам. На отдых тоже располагались в нескольких селах, так как одновременно больше тысячи партизан с повозками и лошадьми не могло вместить даже самое большое село. У каждого дома, где располагались партизаны, выставлялся часовой. Часовые не только несли охрану, но и выполняли обязанности посыльных.

Мы никогда не знали, сколько времени пробудем в том или ином месте — ночь, полночи или всего несколько часов. Каждую минуту мог поступить приказ выступать. В таких случаях из штаба скакал посыльный, который и оповещал об этом всех часовых.

На редкость мягкая зима того года затрудняла наше передвижение. Когда выпадал снег, все пересаживались с телег на сани, тащить которые лошадям было легко, но стоило настать оттепели, как снег съедало, и лошадям приходилось с большим трудом тащить по грязи сани. Нужно было срочно искать телеги.

Лошади часто падали, так как не было хорошего фуража (об овсе и мечтать не приходилось), а ведь каждый день, мы проезжали по тридцать — сорок километров, и часто без единой остановки. Лошадей, как правило, не распрягали, и они все время находились под открытым небом.

Партизаны спали не раздеваясь. Как только мы попадали под крышу, то первым делом сушили одежду, а уж потом ложились спать. Чаще всего мы просыпались от стрельбы.

Вопрос питания решался обычно просто. За день марша мы, как правило, проезжали через четыре-пять деревень, иногда не останавливаясь. Мы заметили, что наши товарищи частенько заходили в какой-нибудь дом, а возвращались оттуда с караваем хлеба и крынкой молока под полушубком. Однажды мы с Пиштой Ковачем решили тоже зайти в какую-нибудь хату.