Иштван Декан - Пути-дороги

Немного подумав, я выпрягла одну лошадь и, сев на нее верхом, поехала к мосту.

Я смотрела очень внимательно, но партизан нигде не видела. Тогда я решила заехать в село. В селе сразу же обратила внимание на плакаты, висевшие на стенах домов, в которых бандеровцы требовали «создания свободной национальной Украины».

«Ну и влипла же я», — мелькнула у меня мысль.

Вероятно, выглядела я так необычно, что, завидев меня, на улицу из домов стали выходить люди. Выходили и как-то странно улыбались.

— Вы чего тут рыщете?! — спросили меня возле одного дома, при этом в голосе прозвучала угроза.

Меня поразил тон, каким это было сказано. Я поняла, что это бандеровцы, но тем не менее спросила:

— Вы не знаете, куда поехали партизаны?

Бандеровец, к которому я обратилась, резко ответил:

— Убирайтесь отсюда, пока беды не случилось!

Тут я испугалась и погнала лошадь вперед, но она, как назло, шла медленно и степенно, а бандеровцы сверлили меня взглядами.

Наконец я переехала через мост и вернулась к повозке. Пишта вернулся только вечером, но я не рискнула рассказать ему о своих приключениях.

Ночью мы прошли через маленький городок, который, по сведениям нашей разведки, не был занят гитлеровцами. Наш взвод двигался в голове колонны, которая растянулась на несколько километров. Я страшно устала. Голова колонны уже выехала из города, как вдруг с соседней улицы послышался шум моторов, а спустя минуту мы увидели грузовики, едущие с затемненными фарами.

— Пропустить их вперед, а потом открыть огонь! — приказал нам ротный.

Он тут же соскочил с лошади и, подсадив меня в седло, попросил передать приказ нашим людям. Все это произошло за несколько секунд. Оказавшись в седле, я бросила на Пишту беглый взгляд и рысью ускакала в голову колонны. Зарядив автоматы, партизаны ждали приказа открыть огонь. Слева от Декана расположились расчет нашего станкового пулемета и пушки, а справа залегли Йошка Фазекаш и Пишта Ковач. Как только проехал последний грузовик, послышался приказ: «Огонь!» По всей улице застрочили пулеметы и забили автоматы. Гитлеровцы сначала пытались отстреливаться, а затем пустились наутек. Несколько машин загорелось. Минут через десять мы уже продолжали свой путь. Я все это время не слезала с коня, носилась от командира к своим и от своих — к командиру. Это поручение мне понравилось. «Если так будет и дальше, то скоро я стану лучшей наездницей во всем отряде», — шутливо подумала я.

Дозарядив автоматы, партизаны двинулись дальше.

Примерно в полночь остановились на привал в каком-то селе. Спустя два часа Декана сменили из дозора, он вошел в хату и улегся на полу на соломе. Партизаны спали, и только один Пишта Ковач пришивал себе на шапку красную ленту.

7 февраля, после двухдневного марша, наш отряд подошел к районному центру — городу Горохов. И люди, и лошади были измотаны до предела, тем более что накануне весь день шел снег с дождем. Мы с трудом вытаскивали ноги из грязи. Наши еще недавно белые полушубки превратились в бог знает что. Командование отряда разрешило дневку — отдых на целый день. Хотя районный центр, где размещались важные склады, был для нас крепким орешком, мы приняли решение занять городок.

Мы в тот момент были согласны даже на взятие Берлина, лишь бы только нам пообещали однодневный отдых, чтобы мы могли обсохнуть, выспаться и хоть немного привести себя в порядок.

Под вечер мы приблизились к городу и с ходу заняли его. Нас несколько удивило то, что гитлеровцы сдали его нам почти без сопротивления. Лишь позднее мы узнали причину этого. Оказалось, что партизанское соединение Вершигоры тоже подошло к городу, только с другой стороны, и один из отрядов решил взять город. Связи между нашими партизанскими отрядами не было, и Вершигора не знал, что в городе уже находятся партизаны Наумова.

Мы, венгры, расположились на постой в доме, похожем на виллу. В комнатах стояли изразцовые печки, от которых струилось животворное тепло. Войдя в дом, мы сразу же развесили у печек полушубки и насквозь промокшее обмундирование.

Комиссар Тарасов приказал партизанам повзводно вымыться в городской бане, а одежду отдать в дезинсекцию.

Это известие было встречено с восторгом, так как у нас уже появились насекомые, которых партизаны в шутку называли фрицами и которые причиняли нам много неприятностей, не говоря о том, что они могли стать разносчиками сыпного тифа. И комиссар Тарасов действовал как врач (именно им он и был до войны).

И началась партизанская баня. Пока люди мылись, их одежду поместили жариться в специальные дезинсекционные камеры. Старик сторож при бане настоятельно предупреждал нас о том, чтобы мы случайно не забыли в кармане спички, от которых может возникнуть пожар. Такое распоряжение было отдано и партизанам из отряда имени Микояна. Спички партизаны не забыли, но вот две ручные гранаты в одежде кто-то оставил.

Гранаты от сильной жары взорвались, начался пожар, в котором сгорела и одежда, и сама камера. К счастью, никто из партизан не пострадал. Партизаны-армяне, вымывшись в бане, голыми толпились в предбаннике до тех пор, пока не был произведен срочный сбор вещей для незадачливых купальщиков.

Неожиданную встречу в Горохове Вершигора так описывает в своей книге «Рейд на Сан и Вислу»:

«Через сутки Бакрадзе донес: занял Горохов!

О том, что именно он занял город, до сих пор существует спор. Дело в том, что примерно в эти же дни и часы, пройдя стремительным маршем из Житомирщины через всю Ровенщину, прямо на юг Волыни пожаловал бравый кавалерист — легендарный партизанский генерал и Герой Советского Союза Михаил Иванович Наумов. Во время этого своего марша он основательно потрепал вражеские гарнизоны в Острожце, Тарговицах и Воротнюве.

Размышляя об истории партизанского движения в Великой Отечественной войне, часто думаешь: почему так мало было конных партизанских отрядов?! Неужели уж совсем изжила себя конница? Даже партизанская?

На Украине мне лично известно только одно кавалерийское соединение Наумова. И еще, по слухам, был конно-партизанский отряд Флегонтова и Тихомирова, действовавший в Белоруссии. Может быть, существовали и другие такие же отряды, не знаю. Во всяком случае, конников-партизан было очень мало. Поэтому и хочется рассказать о кавалеристах Наумова, о нем самом, о его удивительном комиссаре Михаиле Михайловиче Тарасове — докторе из Кремлевской больницы, добровольно ушедшем работать хирургом в партизанский отряд и ставшем там комиссаром. Правда, я отвлекусь несколько в сторону и уведу мысли читателя от Тернополя и Луцка. Но что поделаешь? Я не пишу ни истории войны, ни оперативно-тактического трактата. Я просто вспоминаю то, что было. И пишу прежде всего о дорогих мне людях.