Генрик Сенкевич - В дебрях Африки

Но детей радовало, главным образом, то обстоятельство, что умное и серьезное животное понимало все, чего от него хотели, и слушалось не только каждого слова, но даже малейшего знака. В этом отношении слоны значительно превосходят всех ручных животных, и Кинг был несравненно выше Саба, который на все нотации Нель вилял хвостом, а потом делал по-своему. В течение нескольких недель слон превосходно научился понимать, что больше всего нужно слушаться Стася и больше всего заботиться о Нель. И он усердно исполнял все приказы мальчика, а любил больше всего девочку. С Кали он меньше церемонился, а на Меа совсем не обращал внимания.

Приготовив заряд, Стась засунул его в самую глубокую щель и залепил ее всю глиной, оставив лишь небольшое отверстие, через которое свешивался фитиль, скрученный из сухих пальмовых волокон и натертый молотым порохом. Наконец наступил решительный момент: Стась сам зажег натертый порохом шнур и помчался изо всех сил к дереву, где перед тем он запер всех. Нель боялась, чтобы Кинг не испугался, но Стась успокоил ее, во-первых, тем, что выбрал день, когда утром пронеслась гроза с молнией и громом, а во-вторых, уверил ее, что дикие слоны вообще привыкли к грохоту, когда над степью бушуют небесные стихии. Тем не менее все сидели с бьющимися сердцами, считая минуту за минутой. Наконец страшный гром потряс воздух, так что даже огромный баобаб весь задрожал сверху донизу, а остатки трухи посыпались им на головы. Стась тотчас же выскочил из дерева и, быстро миновав извилины ущелья, побежал к проходу.

Последствия взрыва оказались замечательными. Одна половина известняковой скалы рассыпалась на мелкие куски, а другая растрескалась на несколько более или менее крупных глыб, которые силой взрыва раскидало на большое пространство.

Слон был свободен.

Мальчик с торжеством побежал на край обрыва, где собрались уже Нель, Меа и Кали. Кинг все-таки немного испугался и, отступив к самому краю лощины, стоял с поднятым хоботом и глядел в ту сторону, откуда раздался такой необычайный треск. Но когда Нель стала звать его, он перестал хлопать ушами, а когда она спустилась к нему через открытый уже проход, он совсем успокоился. Но еще больше, чем Кинг, испугались лошади, из которых две убежали в степь, так что Кали с трудом нашел их там лишь перед самым закатом солнца.

Еще в тот же день Нель вывела Кинга «в свет». Колосс послушно шел за ней, как маленькая собачонка, а потом выкупался в реке и сам позаботился об ужине для себя: уткнувшись головой в большую смоковницу, он сломал ее как тростинку и тщательно объел все плоды и листья.

Вечером, однако, он вернулся под дерево и, тыча поминутно свой саженный нос через отверстие, так тщательно и назойливо искал Нель, что Стасю пришлось в конце концов здорово шлепнуть его по хоботу.

Но больше всего был рад результатам этого дня Кали, так как у него свалилась с плеч забота о собирании корма для великана, что было совсем нелегкой работой.

Стась и Нель слышали, как он, разводя огонь для ужина, распевал новый радостный гимн:

– Великий Господин убивать люди и львы! Йа, йа! Великий Господин разбивать скалы! Йа! Слон сам ломать деревья, а Кали ничего не делать и много кушать. Йа, йа!

Дождливый период, или так называемая массика, близился к концу. Случались еще пасмурные и дождливые дни, но бывали и совсем ясные. Стась решил перебраться на гору, которую указал ему Линде, и выполнил этот план тотчас же по освобождении Кинга. Здоровье Нель не мешало переезду, так как она чувствовала себя гораздо лучше.

Улучив ясное утро, путешественники тронулись на юг. Теперь они не боялись уже заблудиться, так как в наследство от Линде, между множеством разных других предметов, мальчик получил компас и превосходную подзорную трубу, через которую легко можно было разглядеть даже очень отдаленные места. Кроме Саба и осла, с ними шли пять навьюченных лошадей и слон. Последний, кроме тюков на спине, нес на шее и Нель, которая выглядела между его огромными ушами так, точно сидела в большом кресле. Стась без сожаления покидал прибрежный мыс и баобаб, с которыми у него соединялось воспоминание о болезни Нель. Но девочка с грустью окидывала прощальным взглядом скалы, дерево, водопад и дала слово, что вернется еще сюда, когда будет большая.

Еще грустнее был маленький Насибу. Он искренне любил своего прежнего господина и теперь, едучи на осле в конце каравана, поминутно озирался со слезами в ту сторону, где остался навеки бедный Линде.

Ветер дул с севера, и день был очень холодный. Благодаря этому путникам не надо было ждать от десяти до трех, пока не пройдет самый жгучий зной, и им удалось проехать больше, чем обыкновенно проходят за день караваны. Расстояние было не так велико, и за несколько часов до заката солнца Стась уже увидал гору, к которой они направлялись. За нею, на фоне неба, обрисовывалась длинная цепь других гор. Когда путники подъехали ближе, то оказалось, что крутые откосы горы омывает петля той же реки, на берегу которой они жили раньше. Вершина была точно срезана, совершенно ровная, а снизу казалась покрытой сплошным густым лесом. Стась рассчитал, что если мыс, на котором рос их баобаб, находился на высоте семисот метров, а высота горы была восемьсот, значит, они будут жить на высоте тысяча пятьсот метров, то есть в климате, незначительно уже отличавшемся от египетского. Эта мысль придала ему бодрость и желание как можно скорее занять эту естественную крепость. Единственную скалистую тропу, которая вела к ней, они нашли легко и начали по ней взбираться вверх. Через полтора часа они были уже наверху. Лес, который они видели снизу, оказался банановой рощей. Завидев ее, все, не исключая Кинга, очень обрадовались. Но особенно был рад Стась: он знал, что нет в Африке более питательной, здоровой и хорошо действующей после всяких болезней пищи, чем мука из высушенных бананов. А их было так много, что могло хватить хоть на целый год.

Среди огромных листьев этих растений прятались хижины негров: одни – сожженные во время набегов, другие – разрушенные до основания, но некоторые – уцелевшие. Посредине возвышалась самая большая, принадлежавшая когда-то вождю племени, красиво вылепленная из глины, с широкой крышей, составлявшей вокруг стен как бы веранду. Перед хижинами там и сям валялись кости и целые человеческие скелеты, белые как мел, так как их успели обчистить муравьи, о нападении которых говорил Линде. Со времени этого нападения прошло уже много недель, но в хижинах все-таки чувствовался еще острый муравьиный запах, и нигде не было видно ни больших черных тараканов, которые массами водятся обыкновенно в негритянских лачугах, ни пауков, ни скорпионов, ни каких бы то ни было насекомых. Все пожрали или разогнали страшные сиафу. Можно было также быть уверенным, что на всей горе не было ни одной змеи, потому что даже удавы и те падают жертвою этих неукротимых воинственных насекомых.