Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Таинственный покровитель продолжал оберегать Ружмон, и тому было немало свидетельств. Не раз видели, как в окошках замка мелькали огоньки, оттуда доносились непонятные звуки, глухие удары, жуткие вопли, словом, все признаки дома с привидениями были налицо. Неведомый призрак оберегал не только мебель, но и спокойствие графини де Ружмон: едва лишь она вновь обосновалась в замке, таинственные явления и шум тотчас прекратились.

Около двух недель графиня с дочерью и племянницей занимались обустройством жилища, что скрасило первые дни, и возвращение в родные пенаты, наполненные воспоминаниями, казалось не столь печальным. Размеренная жизнь под защитой крепостных стен оказала благотворное влияние на несчастные юные создания, мечтавшие об уединенной жизни. Окрестные крестьяне с почтением относились к владелице замка — как памятуя о прошлом ее величии, так и сострадая нынешним несчастьям, и графиню это вполне устраивало. Затворницы с достоинством переносили все тяготы, храня робкую надежду на наступление лучших дней, конец страданий и обретение утраченного счастья.

Так прошли две недели, как вдруг, ко всеобщему удивлению, в замок прискакал посыльный — чей-то слуга, а может, доверенное лицо, — явившийся с письмом, которое совершенно потрясло хозяйку Ружмона.

Увидев Мадлену, входящую с письмом, графиня улыбнулась.

Когда Бетти отлучалась за покупками, работа по дому поручалась птичнице. Кухарка учила ее, что господам любой предмет следует подавать на подносе. Мадлена забежала в буфетную, взяла поднос, положила на него письмо. Затем она отправилась на второй этаж, в гостиную, где сидела хозяйка. Приблизившись к ней, добродушная крестьянка взяла письмо кончиками пальцев и подала графине, сопровождая словами:

— Это вот тут записочка, которую человек на кобыле, серой такой лошадке, только что привез для мадам.

Заинтригованная графиня принялась изучать большой квадратный конверт, надписанный незнакомым почерком. Заметив печать красного воска с оттиснутым на ней гербом, она вскрикнула от удивления:

— Это невозможно!

Дрожащей рукой графиня разорвала конверт и быстро пробежала письмо глазами. Увидев подпись, она в изумлении вскочила, восклицая:

— Я с ума сошла! Нет, я просто грежу!.. Или же этот человек — великий мистификатор. Впрочем, надо успокоиться и прочесть еще раз.

Словно не доверяя собственным глазам, графиня принялась читать вслух:

«Графине де Ружмон, урожденной де Буан,

в ее замке Ашер-ле-Марше.

Жуи-ан-Питивье, 15 ноября 1795 года.

Госпожа графиня!

Если Вы не забыли узы дружбы, некогда связывавшие наши семейства, и трагические обстоятельства, при которых они оборвались, я дерзну напомнить Вам имя, опороченное негодяем, запятнавшим его кровью и грязью.

Я потребовал возвратить мне это имя, на котором осталось клеймо преступления, совершенного самозванцем, смыл печать позора, и сегодня имя Монвилей вновь обрело право на всеобщее уважение.

Когда наконец настанет долгожданный день и вернется наш законный государь, я, несомненно, буду полностью реабилитирован. Я не могу считать правосудием, вакханалию, творящуюся в наших судах, с которой мне пришлось столкнуться, защищая истину и собственное счастье.

Вновь обретя благородное имя Монвилей, имею честь смиренно просить Вас, сударыня, принять уверение в моей беспредельной преданности. В наше время преданность становится редкостью, а случаи, когда без нее нельзя обойтись, увы! весьма часты. Вот почему, обратившись к примеру благородных предков, чья кровь течет во мне, я без лишних слов предлагаю Вам свою верную службу. Поверьте, Вам не придется раскаяться, если Вы примете мою дружбу.

Жизнь моя проходит уединенно и печально в стенах полуразрушенного родового гнезда, где я денно и нощно оплакиваю моего короля и пытаюсь по мере сил помогать жертвам тирании.

Дозволено ли будет мне, госпожа графиня, в знак рвения и усердия посетить Вас завтра, с тем чтобы испросить чести стать Вашим рыцарем и лично выразить Вам глубочайшее почтение, а также готовность отдать жизнь за Вас и наше дело?

— Ничего не понимаю, — в замешательстве промолвила графиня де Ружмон. — Получается, что кроме отца того Монвиля, который… есть еще один виконт де Монвиль… Значит, должен быть еще один замок Жуи, потому что старый разрушили в те проклятые дни… Но Бувар мне ничего не рассказал об этом! Бог мой! Как же все разузнать?! Попробую расспросить садовника, может быть, он что-нибудь знает!..

Жан Герен работал во дворе — на нем был большой кожаный фартук, который обычно носят виноделы. Крестьяне, работающие на виноградниках, расстаются с ним, только когда отправляются в постель, а в дождь укрываются под ним, пристроив на спине и пристегнув двумя ремешками.

Графиня приказала Мадлене позвать садовника, и та, распахнув окно, пронзительно закричала:

— Жан! Эй, Жан!.. Иди сюда! Хозяйка хочет что-то тебе сказать!

Жан поднял голову и ответил:

— Скажи, что я сейчас приду.

— И помни, с ней надо разговаривать, сняв шляпу, вот!.. Это приказ.

Выслушав это наставление, Жан Герен тяжело поднялся по каменным ступеням, вошел в дом и оставил сабо [34] Сабо — грубая крестьянская обувь; делалась из одного куска дерева либо из деревянной подошвы и верха из грубой кожи. возле лестницы. Стоя босиком, он снял фартук, свернул и положил поверх сабо, стянул синий хлопчатобумажный колпак, водрузил поверх фартука и только потом отправился на второй этаж.

Жена провела его в гостиную. Садовник робко сделал несколько шагов, отвесил поклон и, буквально вцепившись в ковер босыми грязными ногами, замер, словно прирос к полу.

— Скажите, Жан, — начала графиня, — правда ли, что в Жуи появился новый хозяин?

— Да, госпожа хорошая… То есть хозяин-то, конечно, новый, но не так чтобы очень. Он ведь тоже Монвиль, как и прежний, но говорят, что этот Монвиль и есть настоящий.

— И как давно он поселился в Жуи?

— Да право, госпожа хорошая…

— Надо говорить «госпожа графиня», непонятливая ты скотина! — прошипела Мадлена.

— Да вот, госпожа графиня, с тех пор как замок перестроен.

— Действительно, там где-то есть новый замок. А когда его начали перестраивать?

— А? Что вы говорите, госпожа хорошая… то есть мадам графиня?

— Я спрашиваю, когда начали перестраивать замок?

— Ну, с полгода назад, а может, и месяцев пять с половиной…

— Похож ли перестроенный замок на прежний?

— Не знаю, как и сказать… Похож, конечно… как всякий замок похож на другой.

— Ну, больше он стал?.. А может быть, наоборот, меньше?

— Да я толком и не знаю, госпожа хорошая… госпожа графиня. Может, и больше стал… а может, и вовсе нет, может, чуток поменьше.