Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Это точно, она и меня как-то пыталась обвести вокруг пальца. Да только вам бояться нечего — я знаю баб как облупленных и, когда надо, умею держать их в узде!

— И все же будь осторожен. Мы уже у цели — если все получится, как задумано, я тоже смогу отойти от дел, как сделал Цветок Терновника. А твое положение, как известно, полностью зависит от меня — в моей власти тебя озолотить, и ты станешь настоящим буржуа, начнешь получать солидную ренту и пользоваться всеобщим уважением. Сможешь даже стать честным человеком, если тебе вдруг взбредет такая блажь.

— Главарь, я ведь не раз доказывал, что готов за вас в огонь и в воду…

— Знаю, на тебя можно положиться.

— Что вы мне теперь поручите?

— В семь вечера встречаемся в лесу Лифермо. Рыжий из Оно по-прежнему без ума от Дылды Мари, а та его и в грош не ставит и не соглашается стать его женой, пока Рыжий не предоставит ей возможность перерезать кому-нибудь глотку. Странные, однако, фантазии иногда приходят в голову женщинам! Но я обещал лейтенанту помочь и, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, назначил вылазку на завтра. Нас будет всего четверо — мы с тобой, Рыжий и Дылда Мари. Потом мы вернемся в Ла-Мюэт и вместе с остальными торжественно обвенчаем наших голубков.

— Хорошо, Главарь, ради вас я все сделаю. Я предан вам, как прирученный волк. Что же касается проклятого Рыжего и его чертовой девки…

— Похоже, ты недолюбливаешь лейтенанта. А ведь он умен и никогда не увиливает от работы. Конечно, порой он бывает чересчур дерзок, готов чуть что устроить резню.

— Ему недостает выдержки, голова забита всякой ерундой! Иногда на него словно что-то находит, и он начинает припоминать всех своих жмуриков. Верьте моему слову, если его сцапают, он всех продаст. Да к тому же он записной франт, а разве может настоящий разбойник думать о тряпках! Ведь так, Главарь? Послушайте меня и глаз с него не спускайте.

— Всем известно, как я караю предателей.

— Да, каждый накрепко запомнил — предателя ждет пила или костер. Все знают, что стало с Большим Дофином, но уж думайте что хотите, а Рыжему я не доверяю.

— Я охотно поставил бы тебя на его место, но ты нужен мне самому. Я без тебя как без рук. Подумай только, какая работа нам предстоит!

— И не такое бывало. Справимся и с этим.

— И последнее. Когда приедем, тут же переодевайся и спускайся в подземный ход. Доберешься лесом в Гедревиль и предупредишь Рыжего и Дылду Мари, что я жду их в семь часов в лесу Лифермо. Уже показалась деревня, так что поезжай позади шагах в пятнадцати. Я снова становлюсь виконтом, которого сопровождает слуга.

Через несколько дней после вынесения Жану де Монвилю смертного приговора и последовавшей за этим конфискации его имущества в главный город округа явился молодой человек, чье сходство с бежавшим бароном казалось поистине поразительным. В красной куртке и таком же колпаке, с двумя пистолетами за широким поясом и огромной саблей с медной рукояткой, он напоминал тех патриотов, которые без всякого мандата бродили по городам и деревням, ведя беспощадную войну с любыми проявлениями реакции и сторонниками старого режима. Патриота спросили, чего он желает.

— Замок бывших аристократов де Монвиль национализирован. Я хочу его купить.

— Чем ты собираешься платить?

— Наличными и в золоте.

— Значит, ты богат?

— Нет, но золото теперь редко.

— И сколько же ты можешь предложить?

— Две тысячи ливров… Все, что у меня есть.

— Мало.

— За эту крысиную нору? За развалины, первоначальный вид которых помнит разве что старорежимное солнце?! Да ты смеешься, гражданин!

Выражение «старорежимное солнце» позабавило чиновника, ведавшего распродажей национального имущества, рассмеялись и члены окружного комитета, впечатленные внушительным видом санкюлота.

— Будь по-твоему! Две тысячи ливров, но наличными, в звонкой монете.

— Вот они!

Тут же приступили к составлению купчей. С поразительным хладнокровием покупатель заявил, что его зовут Франсуа Жан и что родом он из Монвилей, вызвав этим более чем дерзким заявлением настоящую бурю.

— Бывший аристократ! Разбойник!.. Заговорщик!.. Тебе место в тюрьме! Ну, погоди, теперь ты попался!

Молодой человек невозмутимо дождался, пока гроза утихнет, и спокойно отвечал:

— Что вас так взволновало, граждане? Вы спросили, как мое имя, и я ответил. У меня нет другого, а я не хочу ни лгать, ни прятаться. Вы называете меня аристократом, а я только что сказал вам, что я «из Монвилей», то есть просто Монвиль, человек, которому наплевать на дворянскую приставку. Вы называете меня аристократом! Да, до Революции я им был, потому что никто не властен выбирать семью… Но едва выйдя из ребяческого возраста, я стал патриотом. Вы называете меня разбойником! Но я не разбойник. Мерзавец — тот, другой, на которого, я, к несчастью, необычайно похож. Что же касается клейма «заговорщик», то это, черт побери, совершенная ложь, и я готов перерезать глотку любому, кто еще раз посмеет это повторить!

С этими словами молодой человек выхватил саблю и стал ею столь устрашающе вращать, что перепугал весь комитет, а жандарм, стоявший на страже у дверей, не мог прийти в себя от изумления.

— Довольно! — подал голос председатель комитета, убежденный речами ярого патриота и усмиренный громадной саблей. — Ты действительно патриот, хоть и состоишь в родстве с бандитом. Мы готовы тебе поверить, но нам нужны доказательства твоей благонадежности.

— Смотрите, вот вам доказательства. Я уверен, не многие могут такими похвастаться.

С этими словами он сунул саблю в ножны и протянул чиновнику множество бумаг, среди которых оказался выданный муниципалитетом города Шартра паспорт, где значилось: «Гражданину Франсуа Жану Монвилю разрешается свободное передвижение по всей стране…» Затем свидетельство о гражданской благонадежности и еще один документ, полученный в коммуне города Парижа и подписанный Шамбоном, Эбером и Шометтом. При виде подписей, росчерков и печатей, подделать которые вряд ли сумел бы даже гениальный фальсификатор, члены окружного комитета признали себя удовлетворенными, ибо в столице не раздавали направо и налево бумаги, подтверждавшие, что их обладатель является искренним и пламенным патриотом. Договор о покупке замка был составлен без дальнейших проволочек, и гражданин Франсуа Жан Монвиль, зарегистрировавшись как постоянный житель в деревне Жуи-ан-Питивре, на следующий день вступил в новые права.

Сначала его поразительное сходство с Жаном де Монвилем вызывало много толков и слухов, усердно подогреваемых окрестными жителями. Некоторые даже утверждали, что это сам барон, сумевший ловко одурачить членов комитета. Однако когда Франсуа Жан решил положить конец пересудам, от них не осталось камня на камне. Разумеется, он был так же высок, как и барон, такого же крепкого сложения, бледен и темноволос. Но у Жана глаза были голубые и кроткие, как у девушки, а во взгляде черных глаз гражданина Франсуа читалась жестокость и властность. Столь же разительный контраст являло собой и выражение их лиц. Холодным чертам Франсуа Жана явно не хватало мягкости, равно как и его резкому хрипловатому голосу. Однако подобные различия не сразу бросались в глаза, и на расстоянии или если не особенно присматриваться, одного легко можно было принять за другого.