Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Единственное, что могло разрушить планы самозванца, — возвращение старого виконта де Монвиля, более четырех лет находившегося в эмиграции. Но, очевидно, у негодяя не было оснований для беспокойства: о старике уже давно не поступало никаких известий.

Вернемся же к душераздирающей драме, от которой мы отвлеклись, погрузившись в ее предысторию.

Гражданин Франсуа Монвиль, или, если угодно, Красавчик Франсуа, обратился к Толстяку Нормандцу:

— Завтра в семь вечера встречаемся в лесу Лифермо.

Этого некогда обширного леса, посреди которого стояла ферма Клода Лелюка, также называемая Лифермо, ныне уже не существует. Лес Лифермо плавно переходил в лес Амуа, окружавший другую ферму и замок, чей владелец погиб на эшафоте. Эти дремучие чащи, находившиеся в полулье от маленькой коммуны Уазон, приглянулись бандитам. Время от времени они собирались там и устраивали грандиозные пиршества за счет местных арендаторов, которые не смели им ни в чем отказать. В прошлом бедные земледельцы платили десятину, теперь разбойники милостиво брали с них две трети прежней подати.

От Жуи до Лифермо было ровно два лье. В половине шестого Красавчик Франсуа и Толстяк Нормандец, нарядившись бродячими торговцами, украдкой выбрались из леса Жуи, подступавшего вплотную к господскому парку, окруженному высокой стеной. Стояла середина ноября, и, хотя днем позднее осеннее солнце еще грело, вечера уже стали ветреными и прохладными.

Стемнело. Главарь и его помощник, которым любые потемки были нипочем, шли по разбойничьей тропе к деревушке Изи. Показались первые дома, и путники предусмотрительно обошли селение стороной. Вскоре они пересекли парижскую дорогу и двинули прямо через поля, следуя безошибочному чутью ночных бродяг.

Когда до семи оставалось несколько минут, они вошли в лес, уверенно свернули на известную им одним тропу, ведущую сквозь вырубку, где пни, оставшиеся от дубов, вязов и орешника, успели пустить многочисленные молодые побеги, и остановились в самой гуще колючих зарослей ежевики. Казалось, дальше дороги нет — если, конечно, не превратиться в куницу или кабана. Внезапно раздался низкий приглушенный голос:

— Кто идет?

— Поджигатели! — тем же тоном ответил Толстяк Нормандец.

Прозвучал пароль, без которого разбойники никогда не обходились.

— Что ты делаешь?

— Скачу кроликом и шиплю травку!

— Это вы, Главарь?

— Да! А это ты, Рыжий?

— Он самый, со своей подружкой.

Женский голос кокетливо возразил:

— Погоди немного, я пока еще не твоя подружка. Сначала перережу глотку какому-нибудь олуху, а об остальном поговорим после.

— Вот так так! — расхохотался Толстяк Нормандец. — Они уже ругаются! Ох уж эти влюбленные!

— Вход в подземелье расчищен, — продолжал Рыжий из Оно, — потрудитесь спуститься сюда, Главарь.

— Зачем?

— Дылда Мари решила вырядиться мужчиной.

— Ладно! У нас еще есть время.

Главарь решительно раздвинул колючие побеги дубинкой, вырезанной из ясеня, один конец которой был обожжен для большей прочности, нашарил проход и, нащупав первую перекладину лестницы, стоявшей почти вертикально, спустился на двенадцать ступенек. Он спрыгнул на землю и направился к огоньку, мерцавшему в глубине коридора. Следом на ним шли Дылда Мари, Рыжий из Оно и Толстяк Нормандец, который закрыл лаз в подземелье каменной плитой, покрытой дерном и засыпанной сухими листьями и колючками.

Они оказались в просторном подземелье, освещенном свечами в четырех канделябрах, врезанных в стены из туфа [36] Туф — общее название нескольких типов горных пород. Туфы бывают известковыми (пористые породы, образовавшиеся из отложений минеральных источников) и вулканические (сцементированные рыхлые продукты вулканических извержений). . Пещера была целиком вырыта в этом мягком камне. Без сомнения, здесь находилось одно из тех таинственных убежищ, которые никто посторонний не мог отыскать и где бандиты прятались в случае тревоги, обводя вокруг пальца любую погоню. В подземелье имелось все необходимое — грубо сколоченные стулья, массивные столы, охапки соломы, одеяла, а также разнообразные запасы провизии и вина. Не было недостатка в одежде и париках, помогавших изменить внешность, а также в различном оружии, чтобы отбиваться в случае нападения.

Записной щеголь Рыжий из Оно вырядился в самое лучшее — по окончании задуманного на этот вечер предприятия он надеялся наконец обрести счастье, или, по крайней мере, утолить свою чудовищную ненасытную страсть. Как это ни странно, Дылда Мари, чьей главной добродетелью отнюдь не являлось целомудрие, охотно расточала свои милости всем членам банды, но упорно отвергала Рыжего.

Казалось бы — одним больше, одним меньше! Может, это был каприз женщины, уверенной в том, что ее страстно желают? А может, обычное кокетство или дух противоречия? Неизвестно почему, но Дылда Мари совершенно не выносила лейтенанта банды поджигателей, хотя тот казался отнюдь не хуже других, а страсть его пылала все жарче и жарче.

Сама же девушка действительно была великолепна — двадцати четырех лет от роду, с черными глазами, обрамленными густыми ресницами, густыми волнистыми волосами, тонким прямым носом, чуть-чуть, впрочем, коротковатым, яркими пухлыми губами, молочно-белыми зубами, острыми, словно у волчицы, а матовый цвет лица, приобретенный от долгого сидения в подземелье папаши Пиголе, делал ее поистине неотразимой.

Высокая, прекрасно сложенная, с гибкой талией, упругой, словно выточенной из мрамора грудью, обладающая поистине скульптурными формами, она была одета в короткую, доходящую до середины икр, юбку и батистовую рубашку с глубоким вырезом, отделанным кружевами. Вещи эти скорей всего достались ей после какого-нибудь грабежа.

— Благодарю тебя, Главарь, — с жестокой улыбкой произнесла она, — и тебя, Толстяк Нормандец, ты просто душка.

— Да ладно, оставь свои штучки, дочь моя. Друзьям всегда надо помогать, а мне и впрямь было больно смотреть, как Рыжий из-за тебя убивается, — отвечал Толстяк Нормандец, игриво подмигивая. — К тому же у болванов, которых мы сегодня заставим попотеть, похоже, есть чем поживиться.

— Отлично! Все удовольствия разом! — воскликнула девушка, скалясь, словно тигрица, почуявшая кровь. — Правда здорово, Рыжий?

Старательно выбритый, напудренный и увешанный драгоценностями, Рыжий из Оно, вырядившийся в костюм старорежимного придворного, был занят тем, что развязывал узел с одеждой, которую приготовил для своей пассии. Там оказались голубые в желтую полоску штаны из панбархата и сорочка с пышным жабо на трех больших алмазных пуговицах.

— Это наследство бывшего маркиза де Буана, — сказал лейтенант, любуясь игрой света на алмазах. Одна такая пуговка стоит тысячу ливров! Ну что же ты, давай примерь!