Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Никогда еще старая крепость не охранялась так хорошо, никогда еще обитатели ее не чувствовали себя в такой безопасности, однако аббата Филиппа, уснувшего так крепко, что, как говорят в народе, его бы и пушка не разбудила, ожидало ужасное пробуждение.

Проспав около двух часов тем крепким живительным сном, который обычно приходит после больших потрясений, старик почувствовал, как кто-то грубо схватил его за руки! Открыв глаза, он увидел, что спальня наводнена людьми со зверскими физиономиями и в лохмотьях. В один миг оборванцы связали аббата, а один из них насмешливо произнес:

— Хе-хе, гражданин аббат, Фэнфэн оказался хитрее вас! Теперь он — хозяин Фарронвиля, а вы его пленник!

Капитан Бувар, тяжело раненный разбойниками недалеко от местечка Вилье, по пути из Базоша в Шартр, лежал на дороге как мертвый. Подстреленная лошадь упала, подмяв всадника, однако тот еще дышал. Жизнью он был обязан Драгуну из Рувре, в душе которого не совсем угасли добрые чувства. Разбойник узнал человека, некогда спасшего ему жизнь в Вандее, и в нарушение приказа не стал убивать капитана. Оставив рядом фляжку, наполовину полную водки, он оттащил труп лошади, придавивший несчастного, и бросился вдогонку за остальными разбойниками, которые удирали через поля, унося товарищей, получивших изрядный заряд свинца и дроби.

Не прошло и десяти минут, как ветви елей тихо раздвинулись и на дорогу крадучись, словно браконьеры, вышли двое мужчин, вооруженных двустволками. Увидев, что вокруг ни души, они молча, держа ружья наготове, с удивительным проворством перебрались на другую сторону канавы.

Оба были молоды и крепки, но в остальном, по крайней мере на первый взгляд, являли полную противоположность. Первый, необыкновенно высокого роста, пригибал голову и сутулился, как человек, привыкший скитаться по лесу. На его лице выделялся орлиный нос, щеки порозовели на свежем воздухе, из-под густых черных и постоянно нахмуренных бровей глядели синие, немного жесткие глаза. Длинная густая борода и надвинутая на лоб меховая шапка скрывали все остальное.

Второй, коренастый и низенький, с крепкой круглой головой и светло-серыми смышлеными проницательными глазами, отличался несоразмерно широкими плечами. Вздернутый покрасневший нос украшал лицо, заросшее бородой неопределенного цвета, — ее нельзя было назвать ни русой, ни каштановой. Она торчала словно свиная щетина и сочетала множество оттенков: и цвет отрубей, и горчичный, и ореховый. На коротышке тоже была надвинутая на самые уши меховая шапка.

Если в те времена, когда мужчины, как правило, брились, такие густые бороды казались чем-то необыкновенным, то наряд обоих спутников выглядел еще более странно. Он состоял из куртки, или, скорее, блузы, средней длины из шкур, сшитых мехом наружу, и таких же штанов, так что издалека оба очень походили на медведей, стоящих на задних лапах. Обувью им служили огромные, подбитые железом башмаки. Сзади на толстых кожаных поясах, стягивавших охотничьи блузы, на железных крюках болтались широкие кривые ножи с деревянными рукоятками, какими пользовались в то время лесорубы.

В глаза, однако, тут же бросалось различие между одеждой обоих незнакомцев, хоть она и была сшита по одному покрою. Все, что носил высокий, включая шапку, было из барсучьего меха, а на одежду его спутника пошло множество шкурок хорька.

Подойдя к бездыханным телам, тот, что пониже, склонился над слугой капитана и произнес:

— Готов. — Расстегнув его куртку и положив руку на сердце, он добавил: — Мертв!

Повернувшись к капитану, он воскликнул:

— Это Леон Бувар и его слуга!

Высокий нахмурился и отступил назад, словно решил в первую минуту оставить капитана. Но, отвергнув бесчеловечную мысль, он, в свою очередь, опустился на колени рядом с офицером, расстегнул его мундир и едва слышно пробормотал:

— Жив.

— Надо бы унести его отсюда, — сказал коротышка.

Высокий кивнул, без малейшего усилия поднял капитана и, передав товарищу ружье, как ребенка понес раненого на своих могучих руках. Его приятель прихватил фляжку, оставленную Драгуном из Рувре, и оба поспешно углубились в лес.

Они шли минут десять, но гигант не выказывал ни малейшей усталости.

— Не устал еще? — спросил его товарищ.

Наконец они вышли на просеку — участок леса, где работали дровосеки. Повсюду лежали поваленные деревья. В стороне были сложены бревна, пригодные для изготовления колес. Толстые ветки, распиленные на дрова, были уложены в одинаковые поленницы, с двух сторон укрепленные подпорками. Это был, что называется, вязаный лес. Повсюду громоздились охапки лучинок, мелких щепок, приносящих дополнительный доход дровосекам. Ветки с листьями, наваленные длинными рядами, дожидались своей очереди — скоро их должны были собрать в вязанки.

Посреди вырубки стояла хижина — шалаш из воткнутых в землю кольев, соединенных вверху и обложенных дерном. Дровосеки укрывались там от непогоды, а ели, сидя на земляной скамье, насыпанной вдоль стен. На полу под слоем золы всегда тлело несколько головешек, которые было достаточно перемешать, чтобы развести большой костер.

Мужчина, одетый в барсучьи шкуры, вошел в хижину и опустил по-прежнему бесчувственного капитана на грубую постель из сухих листьев, мха и лесных трав и снова расстегнул его мундир. Увидев на груди раненого небольшую рану, из которой сочилась кровь, незнакомец нахмурился и, покачав головой, обратился к товарищу, который тем временем повесил ружья на сучок бревна, и сказал ему:

— Фляжку!

Разжав ножом стиснутые зубы раненого, он поднес горлышко к его губам и осторожно влил несколько капель водки.

— Пошло, — заметил второй.

Капитан медленно сделал несколько глотков, приоткрыл глаза, вздохнул и застонал. Видя успех такого лечения, высокий незнакомец дал ему глотнуть еще, сначала немного, потом как следует. Лицо раненого порозовело, жизнь возвращалась, а с ней если не сила, то, по крайней мере, сознание. С ясностью мысли, свойственной солдатам, морякам, путешественникам — всем, кто ведет жизнь, полную опасностей, — он тут же осознал случившееся и вспомнил, как в заиндевелых ветвях мелькнул ствол ружья, как крикнул слуге: «Коня на дыбы!»

Потом выстрелы, душераздирающий крик несчастного, удар в грудь. Тогда капитан подумал, что умирает.

Теперь он в хижине, рядом двое незнакомцев в звериных шкурах. На вид дикари, но их грубые лица выражают бесконечную жалость. Бувар заметил ружья, сверкающие сталью ножи, два широких топора, жернов из песчаника и подумал: «Должно быть, это лесорубы, ну, и немного браконьеры…». Нащупав и слабо сжав руку мужчины, только что влившего ему в горло драгоценную жидкость, так удачно названную «эликсиром жизни», капитан произнес: