Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Почему салата? — спросил Гроньяр.

— Два года его не видал, а уж как я любил его раньше!

Без четверти семь Серую снова оседлали, и падавший от усталости гражданин Гроньяр в сопровождении позднего гостя и собаки отправился по дороге, ведущей из Жанвиля в Базош. Впереди, указывая путь и предупреждая о выбоинах и рытвинах, затянутых льдом, мчались Питуа и Мусташ, бодрые, будто не они только что проделали путь в три лье. К восьми часам путники выбрались на просеку и спрятали лошадь в хижине, укрыв широким плащом доктора. Гроньяр, по-видимому, давно знал о существовании тайника, так как не выказал ни малейшего удивления и уверенно спустился в полутемное подземелье, представлявшее собой нечто вроде комнаты, длина которой составляла примерно три туаза, ее земляные стены были укреплены сплетенными ветвями. В высоту укрытие достигало одного туаза, даже такой гигант как Блэрио мог там чувствовать себя свободно. Вся обстановка состояла из двух лежанок, тоже сплетенных из веток. Матрасами служили охапки вереска и сена, одеялами — шкуры диких животных, два деревянных чурбака заменяли стулья. Внизу было тепло, свежий воздух беспрепятственно поступал внутрь благодаря простому, но очень оригинальному приспособлению. В одном углу свод пещеры поднимался к переплетенным корням дуба, чей полый ствол позволял переговариваться с теми, кто находился наверху, и одновременно служил вентиляционной трубой, которую в любой момент можно было заткнуть пучком сухой травы.

Одну лежанку занимал капитан Бувар. Раненый был смертельно бледен и тяжело дышал. Глаза его заволокла пелена, пот покрывал лицо. Рядом на чурбаке сидел Блэрио, бесстрастный как индеец.

— Добрый вечер, господин Гроньяр, — приветствовал он врача.

— Здравствуйте, мой друг.

— Спасибо, что пришли.

— Это я должен быть благодарен за возможность хоть чем-то помочь вам.

Гроньяр крепко и с видимым удовольствием пожал руку Блэрио, который молча кивнул в сторону раненого. Врач спросил:

— Питуа, вода есть?

— Да, господин Гроньяр.

Друзья во всем были равны между собой, вместе рубили лес, одевались как дикари, руки их были мозолисты от тяжелой работы, но доктор говорил «ты» Питуа, а к Блэрио обращался на «вы». Гроньяр одинаково любил обоих друзей, но к молчаливому гиганту неосознанно испытывал какое-то почтение.

На вбитом в стену колышке висел большой мешок из козьих шкур, какие делают пиренейские горцы. В нем отшельники держали воду. Доктор осторожно промыл рану от запекшейся крови. Затем, увидев, что раненый не подает признаков жизни, влил ему в рот несколько капель какой-то настойки с резким запахом.

Расспросив Блэрио, который был не столь многословен, как Питуа, но зато более точен, о времени и обстоятельствах нападения, Гроньяр продолжил осмотр раны. Осторожно и вместе с тем уверенно он ввел тонкий стальной ланцет в глубь пулевого канала. Вдруг он наткнулся на что-то твердое, вероятно, на пулю. Чтобы проверить догадку, доктор взял другой ланцет, на этот раз с наконечником из шероховатого фарфора, который почернел, соприкоснувшись с инородным телом, — к нему прилипли частицы свинца.

Сомнений больше не оставалось — это действительно была пуля, и при свете коптящей свечи доктор немедленно приступил к ее извлечению. Несомненно, условия оставляли желать лучшего, но медлить было нельзя. Кроме того, обморок раненого и его нечувствительность к боли облегчали работу. Гроньяр достал из разложенной на постели сумки с инструментами пинцет с удлиненными полукруглыми концами, снабженными насечками и ложбинкой, в которую попадала извлеченная пуля.

Доктор ввел закрытый пинцет в рану и начал медленно разводить его концы, раздвигая края раны. Затем осторожно, стараясь не делать резких движений, он ловко повернул пинцет и ухватил пулю. Эта операция требовала большого внимания, и сельский врач великолепно справился со своей задачей.

Леон Бувар, почувствовав, как терзают его израненное тело, до боли сжал грубую руку Блэрио, в глазах которого светилась жалость. Пот ручьями лился по лбу и щекам раненого, он побледнел еще сильнее, но не издал ни единого стона.

Гроньяр захватил пулю и стал едва заметными кругообразными движениями тянуть инструмент, постепенно извлекая пулю на поверхность.

— Вот она, — произнес наконец врач, показывая зажатый пинцетом круглый предмет, покрытый кровью. — Должен сказать, что никогда не встречал столь мужественного пациента, хоть и практикую вот уже пятнадцать лет и целых три года провел на войне. Вы держались молодцом, слово врача и патриота!

— Благодарю… — едва слышно ответил раненый. — Я буду жить? Скажите как мужчина, как солдат… Я только что оправился от опасной раны, а если сейчас я снова стою на пороге смерти… Скажите же правду!

— Все указывает на то, что вы поправитесь, — мягко ответил доктор, глядя в глаза капитану.

— Даете слово?

— Клянусь. Однако рана очень серьезная. Вам необходимы особый уход и внимание.

— Мы обо всем позаботимся, — заверил Питуа.

— Да, конечно, — подхватил Блэрио.

— Нельзя ли перевезти меня в другое место?

— Как минимум неделю вам под страхом смерти запрещается даже шевелиться, — строго сказал доктор. — Только при соблюдении этого условия я гарантирую выздоровление. Кроме того, за вами будут ухаживать Блэрио и Питуа, чья преданность мне хорошо известна.

— Будет вам, — ворчливо прервал доктора Блэрио. — Выдумки все это…

— Если это и выдумки, дружище, то они мне по душе, а благодарность не в тягость, доктор снова обратился к раненому:

— Могу сказать с уверенностью — придется вам набраться терпения, мне ведь самому хорошо знаком этот временный лазарет.

— Да будет вам, гражданин Гроньяр.

— Нет уж, если начал, то расскажу все как было! — мягко, но решительно ответил доктор. — Это случилось в день Всех Святых [67] День Всех Святых католическая церковь отмечает 1 ноября. , тому скоро три месяца. Я ехал в тумане верхом на Серой, моей лиможской кобыле. На расстоянии четырех ружейных выстрелов отсюда на лошадь бросились три здоровенных голодных волка — настоящие четвероногие бандиты. Серая, вместо того чтобы пуститься в галоп, поднялась на дыбы, а потом рухнула и подмяла меня. Я оказался придавлен обезумевшим животным и неминуемо попал бы в зубы хищников, но вдруг на мой крик прибежали два человека, по виду лесорубы, вооруженные топорами.

Волк уже здорово потрепал мне ногу, но один из моих спасителей схватил его за лапу и одним ударом перебил хребет.

Одно чудовище погибло, но двое других еще были живы, и, уверяю вас, зубами они щелкали отменно. На каждого — по волку! Вперед! Битва была короткой, но ожесточенной. Блэрио и Питуа, ведь речь идет именно о них, дрались так отчаянно, с таким остервенением рубили налево и направо, что эти волки вскоре рухнули рядом с первым.