Николай Шпанов - Всемирный следопыт, 1928 № 11

— Кажется, да… Человек теперь определенно смотрит в нашу сторону. Стреляй еще…

Стрелков выстрелил еще раз.

— Ну?..

Человек и не думал сдвинуться с места. Красный диск солнца уже на три четверти скрылся за горизонтом; на верхушке башни загорелся белый огонь. Человек скрылся в башне.

— Заметил он нас или нет?

— Конечно, заметил. Он не мог не услыхать выстрелов. Я хорошо видел в бинокль, как, после выстрела он оглянулся и посмотрел на нас.

— Но почему же, чорт возьми, он медлит? Почему сразу же не сошел вниз, чтобы побежать к нам на помощь?

— А фонарь?.. Не мог же он бросить аппарат и оставить фонарь незажженным. Ведь это было бы преступлением по должности. Но теперь он исполнил служебный долг и, конечно, поспешит к нам на помощь.

Сумерки быстро надвигались. Приятели, приподнявшись на узкой скале насколько это было возможно, не спускали глаз с маяка. Никто не выходил из ворот, никто не показывался в степи…

Оба хмуро молчали. Под кручей, перекликаясь, посвистывали ядовитые фаланги, цикали летавшие летучие мыши, трещал кузнечик в степи. Знойный день разом сменился душной звездной ночью. В сердца приятелей закрадывалось сомнение.

Человек, вышедший перед заходом солнца на балкон маяка, был помощником смотрителя. Услыхав выстрелы, он оглянулся на степь и увидал две человеческие фигуры, которые показались ему мирно сидящими возле края обрыва. Выстрелы, правда, несколько удивили его, однако, он не знал, что в том месте, где сидели люди, утром сдвинулась часть кручи, образовав неприступную скалу. Помощнику и в голову не приходило, в каком отчаянном положении находились стрелявшие. Если бы он посмотрел на них в бинокль или в подзорную трубу, то, конечно, сразу понял бы трагизм их положения. К несчастью, трубы при нем не было… Итак, сделав свое обычное дело и убедившись, что фонарь горит исправно, помощник лениво удалился с балкона…

Прошли сутки с того момента, когда товарищи оказались отрезанными на скале. День, еще более знойный, чем предыдущий, сменил непроглядную ночь, которая показалась им бесконечной, потому что они не смыкали глаз. Они понимали, что на этой крохотной покатой площадке достаточно одного резкого движения во сне, чтобы скатиться в пропасть. Жажда становилась нестерпимой. К жажде прибавились муки голода, так как, уйдя с маяка, они не захватили с собой ничего съестного, а убитые ими голуби свалились вниз в тот момент, когда произошел обвал. Накануне они еще шутили, но после того, как на их выстрелы никто не отозвался, настроение обоих резко понизилось. Сегодня они были молчаливы, лишь изредка обмениваясь короткими фразами.

Невеселые думы проносились у них в голове. Тяжелое, гнетущее сомнение заставляло порою слегка содрогнуться то одного, то другого. Бесконечно тянулись томительные часы зноя. В ушах звенело, губы растрескались и запеклись; товарищам казалось, что они лежат здесь не вторые сутки, а много дней, быть может, даже недель… «Пить… без конца пить свежую воду»… — сверлила мозг неотвязная мысль.

Они все еще не спускали глаз со старого маяка, один вид которого в течение стольких лет возвращал надежду на благополучное возвращение людям, заблудившимся в безбрежном море… День проходил. Так же, как и накануне, опустилось к синей воде кровавое солнце, и снова на балконе башни появилась фигура человека.

Стрелков поспешно взял ружье и зарядил.

— Это последний патрон… — Он вопросительно взглянул на товарища.

Вегин молча пожал плечами. После вчерашнего вечера оба питали уже слабую надежду на то, что выстрел принесет им спасение. Стрелков взвел курок и приложился и ружью.

— Ну, не тяни за душу… стреляй поскорее! — воскликнул Вегин. — Сейчас на башне зажжется огонь.

Стрелков нажал на гашетку…

— Осечка!

— Не может быть!.. Давай сюда! — и Вегин порывисто выхватил ружье из рук Стрелкова.

— Что за проклятие! — ворчал он, лихорадочно взводя и спуская курок.

Однако все усилия его были напрасны. Пистон не воспламенялся, а тем временем солнечный диск неумолимо опускался за горизонт…

— Давай кричать! — с отчаянием в голосе сказал Вегин.

И оба друга принялись кричать так, что жилы вздулись на их покрывшемся испариной лбу. Это был не крик, а скорее вопль, полный отчаяния и тоски. Они надрывались из последних сил…

Как и накануне, на башне вспыхнул огонь, после чего фигура человека исчезла с балкона. На этот раз человек даже не взглянул в сторону предательской скалы…

Наступила вторая мучительная ночь. Темно стало в пустыне. Темно стало в сердцах одиноких людей на скале. С последним солнечным лучом их покинула! слабо теплившаяся надежда. Измученные, обессиленные и осунувшиеся, молча опустились они на землю, крепко стиснув зубы и закрыв глаза…

Сны один другого занимательней снились в эту ночь Марине. Улыбка не сходила с ее губ. Ей снился большой-большой город, каким она его себе рисовала со слов Вегина, рассказывавшего ей про Москву. Она по-своему представлял^ себе трамваи и автомобили, которых никогда не видала, и кипучую жизнь красной столицы. Видела она во сне и Вегина.

Девушка проснулась все с той. же счастливой улыбкой и сразу нахмурилась, сообразив, что это был лишь сон… Сегодня Вегин, о котором она так много думала эти дни, должен навсегда покинуть их пустынный, заброшенный край… Никогда больше не увидит она его умные глаза, мужественное загорелое лицо…

Впрочем, нет… Через час он проедет на пароходе мимо маяка. Он будет смотреть на башню в бинокль, будет искать ее, Марину… Но разве она не сказала ему, что ни за что не покажется на балконе? Зачем она это тогда сказала?.. Ведь ей так хочется теперь еще раз увидеть наяву того, кто снился ей всю ночь… Выйти ей на балкон или нет?.. «Конечно, нет! — с упрямством ребенка говорила она себе, и тотчас же снова задавала вопрос: — А что, если выйти…»

Так повторялось несколько раз, пока она одевалась и пока пила утренний чай, сидя против отца. Наконец в открытое окно долетел далекий протяжный гудок маленького «Демьяна Бедного»…

Сердце Марины словно подскочило в груди, и она едва не опрокинула чашку с чаем. Гудок, казалось, призывал ее на балкон, словно сам Вегин звал ее к себе… С сильно бьющимся сердцем Марина вскочила из-за стола. Не говоря ни слова отцу, она бросилась в свою комнату, схватила подзорную трубу и со всех ног устремилась на башню, взволнованная и раскрасневшаяся…

За мысом показался «Демьян», деловито попыхивавший серым дымком. Он был еще очень далеко и казался не больше буревестника, когда Марина навела на него трубу, дрожавшую в ее руках. Пароход шел вдоль берега. В трубу видны были на палубе люди…