Владимир Козлов - Кофе от баронессы Кюцберг

Он выполнил все её прихоти и спросил:

– А водочки не желаешь испить?

– Позже, погоди, я немного передохну после ванной, но если ты хочешь, пей, – сказала она.

– Я тоже повременю пока, – отказался Колчак.

– Поистине ты мне чудесный праздник устроил сегодня. Я испытала невероятно приятные ощущения. Меня никогда никто на руках не носил в жизни. Я сегодня вся на небесах. Ты был первый у меня, но Ломакина у тебя была первой, когда ты её от плавающих ужей вытаскивал из озера. Мне очень хотелось тогда оказаться на её месте, – вспомнила Надежда последний совместный поход.

– А где, кстати, сейчас, Ломакина? – спросил Колчак.

– Она замужем у неё двое детей. Работает на заводе табельщицей. Жизнью она довольна, ни на что не жалуется. А мы девчонки её постоянно обсуждали. Ломакина нам в девятом классе похвасталась, что познала в первомайские праздники мужчину. Похохотала все года в школе, вот счастье себе и выхохотала. А у меня одна обыденность и скука. Спасибо тебе, разрядил меня и внёс веру, что счастье всегда около тебя ходит, только надо уметь правильно руки протянуть к нему и крепко держать, чтобы оно не ускользнуло. Мой Андрей холодный, как бьющий родник из земли, но вот чистоты в нём мало. Потому, что своим умом не может жить. Он мне никогда в жизни не сможет подарить те прекрасные мгновения, которыми одарил меня ты. У тебя талант любить женщин. Я знаю, ты всегда будешь любить женщин. У тебя, их будет много на жизненном пути, но если нас судьба свяжет с тобой, я приложу все усилия, чтобы дать тебе всё, что не даст тебе, ни одна шлюха. – Давай теперь водки, выпьем?

Она поднялась с кровати. Обернула полотенце вокруг себя, как древнеримскую тогу и обвела удивлённо взглядом стол:

– Цены тебе нет! Ты догадался покушать купить, молодец, какой! У меня со вчерашнего дня во рту ничего не было. Я бы сейчас с удовольствием съела пирожных твоей жены?

Колчак вспомнил про свёрток, который ему Полина, перед уходом засунула в карман куртки. Он достал и развернул его, – там лежали два бутерброда с ветчиной и два эклера.

– Для тебя все тридцать три удовольствия, – протянул ей Колчак пирожное.

Она взяла пирожноё, надкусила его, и немного задумавшись, сказала:

– Гадкая я всё – таки и отвратительная женщина. Ем пирожное Полины и пользуюсь усладами её мужа. Я понимаю, что это скверно, но с собой поделать ничего не могу. Я очень сильно хочу быть твоей любимой женщиной. После нашей близости, моя любовь к тебе усилилась во сто крат.

– Надя ты не гадкая, ты такая же, как и я. Мы оба с тобой лакомки, любители сладкого. И эти слабости не должны тебе доставлять угрызения совести. Такими нас природа сотворила. Надо уметь отключаться от таких мыслей, а не заниматься самобичеванием, если ты действительно хочешь быть счастливой, – говорил ей Колчак.

– У этих слабостей есть конкретное название, – сказала Надежда. – У мужчин это достоинство, а у женщин почему – то блядство. Как не справедлива жизнь. Боже мой, какие мы с тобой взрослые стали, – и Надежда опрокинула стопку водки себе в рот. Следом за ней выпил Колчак и без церемоний раскрутил её, как юлу, после чего полотенце осталось у него в руке, а она предстала перед ним обнажённой. Этим полотенцем в целях безопасности он скрутил Надеждины руки и отнёс её на кровать.

– Ты зачем мне руки завязал? – спросила она.

– Боюсь, что ты мою спину превратишь в диораму «Курская битва» До неё вообще дотрагиваться болезненно, – сказал он.

– Колчин я боюсь тебя такого. Не пугай меня родной?

Она попробовала высвободить руки, но узел был прочно завязан.

Колчак не позволял кусать ей свои губы, горячо целуя её. Она во время секундных пауз вздрагивала и от восторга глотала воздух открытым ртом. Постепенно восторг начал уходить и она начала орать, но не от удовольствия, а от нестерпимой боли. Надя уже не двигалась, каждое движение предоставляло ей мучительную боль. Он закрывал ей рот, опасаясь, что такой крик могут услышать не только соседи, но и на улице, через открытую форточку.

Когда он почувствовал, что подходит к критическому моменту, его обдало внизу обильно чем – то тёплым, но он не останавливался, пока не измотал её до «победного конца». Он увидал, что она лежит с закрытыми глазами и тихо стонет, Вовка остановился. Надежда лежала бледная и из уголков её глаз стекали маленькие слезинки. Для Колчака это было редкое явление, он с раннего детства не видел у неё слёз. Он мизинцем стряхнул слёзы и развязал ей руки. Этим – же полотенцем он вытер с себя пот, затем обтёр мокрое лицо Надежды. Она не переставала стонать. Приоткрыв, чуть глаза, Надя приподняла голову с подушки и проговорила:

– Колчин ты зверюга, измочалил меня, как последнюю шлюху, – и снова упала на подушку.

Вовка встал и посмотрел ей вниз. Нижняя часть тела и простыня, было всё залито в крови. Сам он тоже был перепачкан Надеждиными обильными кровяными выделениями. Он пошёл в ванную и обмылся. Потом подошёл к столу налил водки в обе стопки и поднёс их на пустой тарелке к постели:

– Надь на выпей? – протянул он ей стопку, – сходи, обмойся, да продолжим день любви, руки у тебя в этот раз будут свободными, только перчатки оденем на них.

Она открыла помутневшие от бурного секса глаза, и еле шевеля губами, сказала:

– Ты что ненормальный, какой может быть секс? Ты меня истрепал до невозможности. Я шевелиться не могу, а анальгину я выпью. Она взяла стопку и маленькими глотками выпила до дна всю водку. Вовка протянул ей эклер, но она отвела его руку, отказавшись от сладкой закуски, и возвратила ему пустую стопку. Посмотрев на себя и увидав, что она вся в крови, Надежда попыталась встать с кровати и пройти в ванную но, ни сделав и шагу, повалилась на постель.

– Отнеси меня в ванную и налей туда холодной воды или я сейчас умру от обильной потери крови? – уткнувшись в одеяло, сказала она.

Колчак смотрел на её спину и похожую на персик попку, и про себя подумал:

«Вот так властолюбивая Надя бывает в жизни. Сейчас я в твоём лице поимел, не только тебя, но и всех, кто причастен был к моему заключению. Я тебе не мщу, а пытаюсь, оповестить о своей не растраченной мужской силе, которую ты вряд ли встретишь в своей дальнейшей жизни. А с твоей кудрявой Маней, ничего не случится».

Он прошёл в ванную и налил туда холодной воды. Затем взял её на руки, и погрузил в ледяную воду, от чего вода в ванной приобрела малиновый цвет.

– Сходи, поменяй ещё раз простыню, – махнула она обессилено рукой в сторону комнаты, – там, в шифоньере найдёшь, и приходи ко мне. Я ни стоять, ни ходить не могу. Наверное месячные пришли. Если завтра у меня будет такое состояние, я не смогу навестить Андрея в больнице. Не хорошо будет. Придётся тебе в аптеку идти. Купить ваготил для меня.