Владимир Козлов - Кофе от баронессы Кюцберг

Он всё сделал, что она просила, поменял простыню и перенёс Надежду из ванной на кровать. Она легла и руками обхватила живот:

– Обними меня сзади и полежи со мной? – я посплю немного, – попросила она.

Колчак обнял её и начал ей в спину имитировать страстное дыхание.

– Надь, а я тебя ещё хочу, сильней, чем раньше, – что делать?

– Ты как жеребец, но я не лошадь иди в аптеку и извини меня? – Я действительно себя прескверно чувствую, – прошептала Надежда.

«Так у тебя я всю охоту отобью очаровывать чужих мужей», – подумал Колчак и собрался в аптеку.

Вовка принёс ей лекарство и вскипятил чайник. Чай налил в чашку и поставил на стул, подвинув его к кровати:

– Надя, – окликнул он её и дотронулся до её плеча. Она вся горела. – Попей чаю, лучше будет, – предложил он.

– Я, наверноё, в холодной ванной накупалась и простыла, теперь будешь приходить меня лечить все праздники, – сказала она.

– А интим будет во время лечения? – нарочно спросил он.

– Колчин миленький умоляю ради бога тебя, хоть сейчас ты можешь не заикаться о сексе? Какой ты ненасытный и непонятливый? – погладила она его руку и поцеловала в щёку.

– Надь ты такая сексапильная, что мне трудно сдерживать себя, когда я нахожусь рядом с тобой.

– Если каждая наша бурная встреча будет сопровождаться таким кровотечением, я кончусь, в одно время под тобой. Почему, так мне было хорошо, а потом кровь и боль неописуемая. Надо будет гинеколога посетить, – сказала она.

…Перед его уходом, Надежда попросила Вовку взять ключ от дверей квартиры и регулярно её навещать, пока она болеет. Он закрыл за собой дверь и у подъезда встретил Джагу и Витьку Педро.

– Это ты к кому ходил в наш подъезд, не к Надьке случайно? – спросил с подозрительностью Джага.

– К ней, – ответил без тени смущения он, – просила ей лекарств дефицитных достать. Приболела она немного, и муж в больнице лежит. Аппендикс вчера вырезали.

– Это ерунда против мировой революции, – сказал Витька, – вон Калину привезли час назад умирать. На носилках доставили. За ним Фрол и Лука ездили на зону.

От такой новости, на душе у Колчака стало нехорошо. Моментально нахлынули воспоминания о прошлом, где они с Калиной находились вместе.

– Жалко Калину, – произнёс Колчак. – Шесть судимостей, вся жизнь по зонам. Здоровье потерял, а за что? Ладно бы за воровскую веру! Но нет, здоровье, утрачено за собственную глупость. Вы только вникните, он первый раз попал, в начале шестидесятых годов. Мой Серёга первый раз залетел, а он в это время третий раз зазвенел. И пошло и поехало. Со мной тоже сидел. А Серёга старше меня на восемнадцать лет. Калина после каждого своего освобождения больше пяти месяцев на свободе не бывал. В итоге тридцать два года из пятидесяти. Деньги мы ему, конечно, соберём, на лечение или на похороны, – неважно. Но он для нас примером не должен быть. И будь моя воля, я бы на его подъезде повесил мемориальную доску, с надписью: «Здесь был прописан, но не жил великий мученик своей дурной головы Калина». Может и жестоко я выразился, но в назидание пацанам это выглядело бы эффектно.

…Вечером он пришёл к Надежде, напоил её таблетками и накормил. После чего растер её водкой и завернул в одеяло. В восемь вечера он встретил Полину, и как только они вышли на улицу она, спросила:

– Ну, что Колчин позабавишь меня новой сказкой о происхождении туалетной воды?

– Полин мне не до сказок сейчас, Калину привезли в предсмертном состоянии, и я травму серьёзную получил сегодня на работе, дай опомниться.

– Что случилось? – встревожено спросила она.

– Чуть голову совсем не отрезало стальным канатом. Меняли трос на кране, а он сверху сорвался с тридцати метровой высоты и пропилил мне шею до мяса. Врачиха сказала в рубашке, я родился. Если бы сонную артерию задело, и двух минут не прожил.

Пока он рассказывал ей о псевдо производственной травме, в это же время он обдумывал правдоподобный рассказ о туалетной воде.

– Вова у тебя видимо работа опасная – может тебе сменить её? – учтиво посоветовала Полина.

– Да нет работа нормальная, просто я ночь сегодня не спал, внимания должного не было, вот, и допустил оплошность. Стоял, согнувшись в опасной зоне. Теперь шея плохо ворочается, но ты дома ничего не говори. Не надо мать расстраивать, – сказал Вовка, – а туалетная вода у меня из плавучего нашего портового магазина. Ты же знаешь, что там уникальные вещи часто продают. У них в тот день грузчиков не было. Товар новый, судно доставило. А за простой судна большие штрафные санкции платят. Не выгодно впустую на плаву стоять. Вот нашу бригаду они и попросили подрядиться. Мужики себе оплату водкой взяли, а я туалетной водой. Вот и вся тебе сказка, а говорить тебе не хотел правды, чтобы ты не подумала про меня, что я от тебя деньги утаиваю.

– Верю, верю, но всё равно ты у меня врунишка и сочинитель, – сказала Полина.

Дома она вскрыла пластырь на шее у Вовки. Поморщив носом, обработала ему рану и наложила свежий пластырь. В эту ночь Вовка спал в рубашке, сославшись на озноб и усталость. Крепкий сон овладел им, как он только положил, голову на подушку.

Проснулся он на следующий день в девять утра в превосходном настроении. Пять дней отдыхать. От такой мысли приятная истома разлилась по его телу, и ему не хотелось вставать с постели, но святой долг перед Надеждой, заставил его скинуть с себя одеяло и облачиться в тапочки. Калину он решил не навещать, так как ему ни разу не приходилось наблюдать за предсмертными агониями. А на покойников он вообще никогда не смотрел.

Мать была выходная в этот день и хлопотала на кухне. Полина ушла на работу с утра. Он помылся, побрился, достал из загашника деньги и пошёл в магазин. В гастрономе купил хлеба, пачку пельменей, банку тушёнки и направился к больной Надежде.

Услышав характерный звук в замке, она поняла, что кто – то открывает дверь. Она медленно приподнялась и оперлась на один локоть. На пороге стоял Колчак. Её лицо заметно оживилось.

– Как твоё здоровье? – спросил он, и языком пощупал её лоб, – дело пошло на поправку, – словно доктор сделал заключение Колчак.

– Сегодня значительно лучше, чем вчера, – ответила Надька. Не кровоточит – думаю, ваготил был лишним. Я только сегодня поняла. У меня такое ощущение в теле, что ты еще во мне находишься и не хочешь никак выходить из меня.

До туалета еле передвигаюсь.

– Надь я тебе принёс покушать, давай пельмени отварю или тушёнку разогрею, – предложил он ей.

– Я пока ничего не хочу, положи продукты в холодильник, если я захочу сама себе сготовлю.

…Она обласкала своим взглядом Вовку и показала рукой на шифоньер. – Открой его? – сказала она, – там, на второй полке под бельём с краю лежат две маленьких ювелирные коробочки. Подай, пожалуйста, мне их? – попросила она.