Алексей Котов - За любые деньги…

– Этому человеку оставалось жить не больше суток, сэр, – снова заговорил сержант Коул. – Впрочем, если бы он вовремя обратился к врачу, то худшего удалось бы избежать.

– Как долго его пытали? – оборвал сержанта полковник. – И что вы можете сказать о самих пытках?

Сержант нервно передернул плечами:

– Ребята очень старались, сэр, – он нагнулся и поднял с земли окровавленный шомпол. – Например, они зондировали его старую рану этой ржавой железякой.

– Ложь! – снова подал свой возмущенный голос Чалмерс.

– … А еще ему жгли ему пальцы, сэр.

– Нецивилизованные индейские штучки, – усмехнувшись, буркнул полковник.

– Тут можно составить список на целую страницу, сэр, – закончил сержант. – Но будет лучше, если этим займется врач.

– Хорошо, сержант.

– Этот гад убил Тома Осли! – крикнул Рыжий Билл, бледный от волнения, со все еще перекошенным злобой лицом. Теперь он мало напоминал прежнего спокойного деревенского увальня.

– А вы так зверски пытали его именно за это убийство? – снова усмехнулся Дикс.

– Послушайте, полковник, я просто не смог удержать своих людей, – стараясь говорить спокойно, заявил Чалмерс. – Развяжите нас, мы не собираемся убегать.

– Не уверен, – трубка полковника пыхнула дымом. – Вы придете в Форт-Стоктон именно так – связанными по рукам и ногам, как бандиты.

– Вы что, разорви вас сатана, забыли, что я шериф?!

– Нет. Но я хочу напомнить жителям Стоктона, что когда-то вы были довольно успешным бандитом. И я ни капли не сомневаюсь, что это именно вы ограбили почтовый дилижанс.

– Повторяю, вы сошли с ума.

– К твоему сожалению нет, Феликс. И я сделаю все, чтобы доказать судье, что все было именно так, как я тебе сказал.

– Но тогда зачем мне пытать парня из банды Ховарда Уэсли?

– Конечно же, из-за денег, Феликс, – усмешка полковника стала снисходительной.

– И где тут логика?

– А логика очень проста. Ты ограбил дилижанс вместе с Уэсли, а потом он решил удрать от тебя. Тебе удалось захватить одного его человека, и ты решил узнать, где прячется мерзавец Уэсли.

– Полный бред, – поморщился Чалмерс.

– Но судья все-таки сможет в него поверить, если речь пойдет о бывшем бандите Феликсе Чалмерсе.

С лица Рыжего Билла вдруг ушли возбуждение и злость, оно побледнело больше, а глаза стали большими и жалкими, как у обиженного ребенка.

Полковник заметил эту перемену и хитро подмигнул Биллу:

– Ну, теперь тебе все понятно, сынок? Такова суровая, но справедливая правда жизни, рыжий.

7.

Как ни странно, но Рыжего Билла заперли в камере-одиночке. Его отупевшие после спавшего возбуждения мозги были пусты, как гильза после выстрела и Билл легко уснул. Ночью ему приснился странный сон – он беседовал с покойным Ником Хадсоном и они над чем-то смеялись. Билл перебинтовывал обожженную руку Ника, бинт был очень длинным, путался и вдруг, обвив шею Билла, стал с силой сжимать ее. Билл проснулся в холодном поту.

Днем ему передали записку от Феликса Чалмерса. В ней было только одно слово «Молчи!» Судя по всему, главарь собирался взять юридическую защиту своих товарищей в свои руки и надеялся на свой изворотливый ум. Билл несколько раз перечитал единственное слово и задумчиво потер шею.

Ближе к вечеру заключенного посетил мэр города Эндрю Грей.

– Ну, как дела, малыш? – улыбаясь, спросил он. – Как сидится?

Билл буркнул в ответ что-то неопределенное и с тоской посмотрел на решетчатое окно. Эндрю Грей, по стариковски кряхтя и проклиная «чертову спину», присел рядом.

– Поговорить нужно, – просто сказал он.

Билл кивнул. Он понимал, что ему действительно нужно с кем-то поговорить о своих делах, а поскольку Феликса Чалмерса не было рядом, да и вообще главарь ограничился только одним словом на измятом пятачке бумаги, он был готов говорить с кем угодно.

– Как ты думаешь, что есть правда, малыш? – начал Эндрю Грей.

Билл задумался, но в опустевшей еще с вечера голове не появилось ни одной мысли.

Старик чуть заметно улыбнулся:

– Ты всегда был таким, Билл: здоровым, как лесоруб и тупым, как старый топор. Бог дал тебе силу, но не наделил остротой ума. Запомни на всю жизнь: правда это то, что рано или поздно всплывает наружу.

Билл механически кивнул. Он боялся сказать что-то не то, а еще больше боялся, что старик обидится, встанет и уйдет. Вчерашняя дикая злость и возбуждение ушли, и уже теперь он почти не понимал, что происходит вокруг.

– Так вот, – продолжил Эндрю, – вчера и всплыла такая правда: оказывается, Феликс Чалмерс и его дружок Дьюк Коррис до смерти замучили Ника Хадсона…

Старик оборвал фразу и принялся сворачивать самокрутку.

Билл сглотнул слюну и с трудом сказал:

– Вообще-то это был я, сэр. Дьюк Коррис только помогал мне, а Феликс смотрел и ухмылялся. Он дурной человек, сэр… – нехорошее предчувствие вдруг сжало сердце Билла холодной тоской и он громко, с чувством, добавил: – Просто сволочь!

Старик-мэр кивнул:

– Это хорошо, что ты все понимаешь, Билл.

Билл искренне удивился, потому что до последней секунды был уверен в обратном. Он снова открыл было рот, но Эндрю перебил его.

– Подожди, сынок, не спеши, тем более что ты уже сказал все, что нужно, – Эндрю заерзал на скамье и, морщась, почесал спину. – Окружной судья Снайпс уже в городе. Он спешит в Вашингтон по каким-то своим делам и постарается разделаться с вами как можно быстрее. Ты понимаешь, что тебя ждет, если судье удастся доказать, что Феликс Чалмерс ограбил дилижанс либо вместе с Уэсли, либо по его наводке, а потом, когда Уэсли обманул его, решил взять в «работу» одного из его парней? Что касается полковника Дикса, то он всегда ненавидел Чалмерса: и когда тот был бандитом, и когда вдруг стал шерифом. Он-то и подаст дело так, что именно Чалмерс был центром всего.

– А так ли много фактов будет у судьи Снайпса? – осторожно усомнился Билл.

– Ты хочешь рискнуть и в суде упереться рогами в гробовую доску ради Чалмерса?

Билл не ответил на вопрос и снова стал разглядывать решетчатое окно. Они молчали целую минуту, а потом Эндрю глубокомысленно изрек:

– Моя крошка Мэгги передавала тебе большой привет.

Билл невольно вздрогнул и скосил глаза на старика. «Крошке» Мэгги Грей – дочери мэра – было двадцать восемь лет. Это была красивая, высокая блондинка, о непостоянстве характера которой в городе уже давно ходили нехорошие слухи. Мэгги чуть прихрамывала на левую ногу, но никогда не стеснялась этого. А еще она не стеснялась первой заговаривать с мужчинами, охотно смеялась над их глупыми и грубыми шутками и никогда не опускала глаза, когда ее случайные собеседники смотрели ей в лицо или откровенно рассматривали ее фигуру. Мэгги терпеть не могла только одного мужчину в Стоктоне – старого, сумасшедшего «старателя» Габриеля Нуньяса. Тот всегда шлялся за ней по городу, пытался заговорить и, не смотря на откровенную грубость Мэгги, никогда не прекращал своих попыток.