Алексей Котов - За любые деньги…

«Вы слишком спешите, ребятки», – Алан выстрелил дважды и ни разу не промахнулся.

Бандиты снова залегли. Они проклинали своего главаря и, судя по их тону, эти угрозы не были лишены основания. Другой, хриплый и властный голос, посоветовал им заткнуться.

– Слушай, парень! – крикнул этот же грубый голос Алану. – У тебя что, жена в этом чертовом дилижансе? Тогда скажи нам, кто она и мы ее не тронем.

Кто-то рассмеялся, но смех перебили проклятия раненных.

– Что молчишь? – голос впереди грязно выругался. – Ты ведь все равно покойник. Сделай доброе дело, спаси свою жену.

«Да пошел ты, добряк!..» – подумал Алан.

Он вдруг вспомнил, как восемь лет назад убил человека. Банда Ховарда Уэсли не отличалась кровожадностью во время грабежей. Алан всегда честно палил из кольта во время погони за дилижансом или осады фермерского дома, часто попросту не видя цели. Но когда погоня или осада кончалась, ребята Уэсли не трогали пленных, ограничиваясь зуботычинами и обыском карманов и баулов. Восемь лет назад, возле опрокинувшегося на дороге в Соуквилл дилижанса, Алан убил человека из простого интереса. Это был пожилой джентльмен с полным, потным, перепуганным лицом. Он стоял спиной к заканчивающему свое вращение колесу, и его рука медленно тянулась к кобуре с кольтом. Алан смотрел на руку старика и понимал, что это было чисто механическое движение, возможно, старик не понимал сам, что он делает. Его легко остановил бы окрик, а можно было сделать три быстрых шага вперед и ударить по дрожащей руке. Но Алан ждал… Какой-то острый, темный и болезненный интерес заставил его замереть и сжал как пружину. Алан понимал, что сейчас – через пару секунд – он убьет человека, но совсем не боялся этого.

«Сто процентная ставка на выигрыш, – подумал тогда он. – И первый ход делаю все-таки не я».

Уже теперь, вдруг вспомнив об этом случае, Алан болезненно поморщился и почувствовал тошноту. Он поднял голову к небу и спросил: «Говорят, что Ты тоже добрый… Но почему тогда Ты меня не остановил?»

– Эй, парень, ты, что там уснул?– снова донеслось снизу. – Решай быстрее.

«Решай… Все я должен решать, все я!» – Алан натянуто улыбнулся.

Он осмотрелся по сторонам.

«Сейчас эти ребята наверняка ползут справа», – Алан уже начинал чувствовать потерю крови, руки заметно ослабели.

Он отложил винтовку, и рукоятка кольта вдруг показалась ему очень скользкой и огромной. Но в винчестере оставался только один патрон, стрелять из него он уже не мог, а в кольте было еще четыре. Алан привстал на локте и, не видя цели, стал стрелять направо, с заметным усилием преодолевая сопротивление курка кольта. Кто-то закричал от боли и бандиты ответили ураганным огнем. Одна пуля попала Алану в грудь и две – в живот. Он снова не почувствовал боли, а просто пришла огромная слабость. Алану показалось, что он бесконечно долго падает на спину, а небо летело куда-то в бездну вслед за ним.

Пришла темнота. Алан видел, как она окружает его со всех сторон, и он засмеялся. Ведь темнота была совсем не страшной, потому что внутри него вдруг ожило совсем другое чувство – светлая и радостная жалость. Она заслонила собой все и темнота растворилась в ней.

«Свободен, – подумал Алан. – Теперь я свободен от любой правды, Майкл…»

Да, он действительно был свободен. Он мог бы вспомнить о последнем ограблении дилижанса возле Форт-Стоктона, Ховарде Уэсли и его золоте, которое, в сущности, и привело его на эту дорогу, но – странно! – он не сделал этого. Жалость внутри него, жалость к матери маленького мальчика Мэри Джексон, жалость к брату Майклу и старику возле опрокинувшегося дилижанса, вдруг стала настолько огромной и сильной, что приподняла его с земли и окутала теплотой.

«Что и кому я только что доказал? – успел спросить Алан. – У кого я выиграл и кому проиграл в этой проклятой правде жизни?»

Ответа не было. Именно это молчание и успокоило Алана.