Алексей Котов - За любые деньги…

Алан отшутился, при чем его шутка была очень мягкой, и этим привел дочь мэра в еще большее негодование.

– Вас как зовут? – перебил Алан возмущенный монолог девушки.

– Как будто вы не знаете! Меня зовут Мэри, и я хочу вам сказать…

– Конечно, вы все скажете, – Алан взял девушку под локоть и почувствовал, как она вздрогнула. – Но давайте не будем спешить, и привлекать внимание гостей.

Он отвел девушку в сторону, та не подумала сопротивляться.

– У вас есть примерно пять минут, – Алан улыбнулся Мэри. – А потом разгневанные гости наверняка вздернут меня на люстре за то, что я украл вас. Но я готов вас выслушать.

Он ласково взглянул в лицо девушки. Так вдруг покраснела, опустила глаза и почти шепотом назвала его «пиратом и тираном».

Алан кивнул:

– Я не буду с этим спорить, – уже с откровенной грустью сказал он. – Но, по-моему, это не самое страшное, что вы хотели мне сказать.

– Вы донжуан и… – Мэри все-таки справилась с собой и подняла глаза. – И просто мерзавец!

Голос девушки трагически и глубоко дрогнул на последнем слове. Алан снова кивнул. Когда пауза слишком затянулась, Алан пришел на помощь Мэри.

– Знаете, кем бы вы меня не называли, вы никогда не сможете назвать меня лжецом, – он осторожно, едва коснувшись губами, поцеловал девушке руку. – И, по-моему, это главное. Ведь правда жизни, какой бы она не была, не терпит лжи.

Едва Алан отошел от Мэри, его тут же взял под руку пастор Майкл Томас.

– Мучаете бедную девушку? – улыбаясь, спросил он. – Алан, имейте совесть, вы, что не видите, что она едва стоит на ногах от волнения?

– Разве? – искренне удивился Алан.

– Да уж вы поверьте.

Мэр Армстронг издали помахал Алану рукой, в его взгляде светилась сама доброжелательность. Майкл Томас увлек Алана в сторону от женского общества.

– Я боюсь, что наши милые дамы скоро разорвут вас на части от любопытства и желания познакомится со знаменитым писателем. Итак, на чем мы прервали наш спор в прошлый раз, дорогой Алан?

– Не помню.

– За то помню я! – торжественно и весело провозгласил Майкл. – Вы смели утверждать, что человек равен Богу… Кстати, нам пора к столу. Я знаю, вы не танцуете, а значит нам пора выпить и как следует поговорить, – Майкл захохотал. – Черт бы меня побрал вместе с моими проповедями, но вы не хуже виски действуете на мои мозги. Итак, милый Алан, почему все-таки человек равен Богу?

Уже усаживаясь за стол, Алан сказал:

– По очень простой причине, мой добродушнейший Майкл.

– И какой же? – нетерпение пастора быстро достигло предела, и он потянулся за бутылкой виски.

– Справедливый суд, пусть даже если это Страшный Суд, это когда равный судит равного. А если этого условия нет, вы можете легко забыть о справедливости.

– Но Бог велик и свят, Алан, а человек мал и грешен.

– Тем более, Майкл. Подумайте сами, как легко судить какого-нибудь нищего и пьяного бедняка сидя на балконе виллы стоимостью сто тысяч долларов.

«Правда жизни в Палм-Спрингс» и «Правда жизни в Карабоке» принесли Алану Спенсеру если не настоящую славу, то ощутимый финансовый успех. Его книги покупали, а визиты Алана к мэру города стали постоянными.

Дочь мэра красавица Мэри уже не обличила Алана, а бледнела в его присутствии и улыбалась то чарующей, то ли испуганной улыбкой.

– Ты не заметил, но вчера бедная девочка едва не упала в обморок при твоем появлении, – шепнул Алану всезнающий Майкл Томас. – Слава Богу, ее успели увести слуги. Алан, тебе пора жениться и лучшей партии тебе не найти. Мэри уже двадцать пять, отец в ней души не чает и выдаст ее замуж только за того, кого она выберет сама. У этого старого пройдохи столько денег, что он может позволить любимой дочери любой каприз.

Алан задумчиво ел куриное крылышко и разглядывал танцующих.

– А с чего ты взял Майкл, что она выберет меня? Можно сколько угодно спорить, равен ли человек Богу, но то, что люди, и особенно красивые леди, выбирают только равных себе, это факт.

– Алан, не придуривайся, ты сам все видишь.

Алан усмехнулся:

– Не только вижу, но и слышу. Например, не так уж давно меня обозвали тираном и мерзавцем.

Майкл затрясся от смеха и снова склонился к уху Алана:

– А она должна была назвать тебя сразу мужем, кретин? Эти засидевшиеся, избалованные и утонченных дамочки мечтают только о тиранах, пиратах и лесных разбойниках. Им часто снятся странные сны, в которых грубые мужские руки срывают с их тела тонкое белье и властно швыряют жертву на кровать. Ты хоть это понимаешь, писатель?

Алан пожал плечами.

– Не знаю. Я никогда не думал об этом.

– Все ты знаешь, писатель, все. Иначе никто не читал бы твоих книг, Алан.

Отношения Алана и Майкла Томаса стали достаточно близкими для того, что бы они перестали спорить о Боге и вере, и уже теперь они предпочитали говорить о вещах куда более прозаических. Когда Майкл напивался, он любил послушать о том, что собирается написать Алан. И чем больше напивался проповедник, тем отчаяннее и тоскливей становился его взгляд, и тем страшнее советы.

– Пожалуйста, перестреляй их всех до одного, Алан. Может быть, тогда люди убоятся друг друга и вспомнят о Боге.

«Правда жизни в Силвер-Сити» и «Правда жизни в Деминге» окончательно упрочили положение Алана в обществе. Он стал изгоем, но изгоем благородным, знающим запретную правду и которого сторонятся только глупцы, доморощенные учителя затхлой нравственности и фанатики веры. А благодаря Майклу Томасу образ Алана Спенсера стал еще более ярким и абсолютно живым.

– Есть два вида людей, – высказался однажды Томас по поводу Алана. – Одни витают в облаках и пытаются стать святее ангелов, а вторые не боятся прыгнуть в яму с чертями и устроить хорошую драку. Честное слово, мне всегда до зубной боли скучно с первыми и всегда есть о чем поспорить со вторыми.

Отверженности Алана Спенсера завидовали многие молодые люди. Наиболее смелые из них пытались подражать Алану, а иной раз и переплюнуть его, доведя спор с Майклом Томасом до драки. Но никто из подражателей не обладал писательским даром Алана. Фрондерство зеленой молодежи, по словам того же Томаса, было мелкозубым, скандальным и напрочь лишенным глубины.

– Это просто обезьяны, – посмеивался Майкл Томас. – Они умеют подражать, но не умеют думать. Напиши о них что-нибудь, Алан, эти хвастуны заслуживают хорошей порки.

Алан снисходительно улыбался в ответ и пожимал плечами.

– Может быть, когда-нибудь потом, Майкл…

Алан работал очень много, почти на износ. Он ложился спать в четыре утра, вставал в одиннадцать и в два часа садился за работу. Три полуденных утренних часа были самими тяжелыми для него. Алан с трудом приходил в себя после сна, часто был раздражителен и зол, а все написанное им вчера казалось ему никчемным. Он брал чистый лист бумаги и заполнял его первыми пришедшими на ум фразами. Алан думал… Он вглядывался в написанное и пытался найти связь, например, между «Где ты была вчера, бедняжка Бетти?» и «Конь Ховарда рухнул на дорогу, когда до хижины Джо оставалось меньше ста ярдов». Часто одна из таких случайно пришедших на ум фраз становилась началом следующей главы повести, и это резко оживляло ее действие.