Алексей Котов - За любые деньги…

– А что впереди?

– Я уже говорил: для тебя – дядюшка Кейзи, а для меня – Лос-Анджелес. Ну а вера в то, что мы дойдем до конца, в отличие от всех других вер, не отвлекает и не мешает мне жить.

Прежде чем уснуть, Алан вспомнил Сьюзи.

«А если она мне не врала? – вдруг подумал он. – Ховард сильно щурился, когда смотрел на камень, да и вообще… Будь я на его месте, я легко смог уйти в сторону, а он почему-то опоздал. Но тогда зачем Уэсли решил пристрелить нас во время подъема, если плохо видел, когда смотрел вверх?»

Сон подкрадывался незаметно. Мысли Алана светлели, из них уходили напряжение и злость, вместе с тем они становились все короче, а слова превращались в неясные образы.

«Уэсли просто испугался. Нет, не за золото. Меньше, чем за полминуты до того, как он вытащил свой кольт, я несколько раз окликнул Майкла… Неужели Уэсли испугался моего крика? Но тогда я должен был кричать так, словно был готов умереть за Майкла, – прежде чем сон окончательно победил Алана, он успел подумать: – Сьюзи… Чертова стерва… Мне все-таки жаль тебя… И если Бог действительно есть, ты мне не врала. Загадка, да?.. Огромная загадка».

Алан уснул, так и не решив эту последнюю загадку.

Майкл не спал до полуночи, и даже когда стихла боль в боку, он долго смотрел на слабое пламя костра. Иногда он привставал и подкидывал в него пару веток из кучи, принесенной Аланом. Майкл думал и в его глазах светились то ли звезды, то ли пламя костра.

18.

Как говорил один умный человек, и добро, и зло у времени в плену, но если зло способно на восстание, то добро – только на побег. Что же касается Алана Спенсера, то он никогда не забивал себе голову подобными, чисто философскими измышлениями, и, может быть, благодаря этому стал хорошим писателем.

Во-первых, Алан учел свои прошлые, еще юношеские творческие ошибки, то есть те, которые он успел сделать до того, как попал в банду Ховарда Уэсли, а, во-вторых, он перестал бояться учиться. Днем Алан читал, а вечером переписывал абзац за абзацем из понравившихся ему книг, вдумываясь в каждое слово и в их едва уловимую связь. Через год тяжелого труда Алан наконец понял, чем отличаются бездарные книги от интересных. Если первые только рассказывали о чем-то, и их текст походил на монотонное журчание ручья, то вторые – как бы это ни парадоксально звучало – умели спорить сами с собой. И это был не философский спор за какую-то идею, а куда более сложный конфликт – драма столкновения характеров, желаний и страха потерпеть поражение.

Алан Спенсер почти не обращал внимания на беспокойный Лос-Анджелес. Город жил своей жизнью, Алан – своей. Это совсем не значило, что он вдруг полюбил одиночество, просто Алан находил тех людей, которые ему были интересны, но одновременно их никогда не было больше двух. Самыми частыми гостями Алана были старик Джеймс Роллинг, издавший в свое время около сотни дешевеньких книг в желтых обложках и худой, желчный Адамс Гирланд, отдавший без остатка свою жизнь литературным критическим статьям. Критик Гирланд ненавидел писателя Роллинга, тот в свою очередь откровенно посмеивался над своим врагом и когда они собирались втроем встреча, как правило, заканчивалась тем, что критик пытался выплеснуть содержимое своего стакана в физиономию писателя.

– Роллинг бездарность, жалкая тварь, недоумок, – жаловался позже Алану Адамс Гирланд. – Настоящий творец и писатель может создавать все что угодно, даже порнографию, но только не мусор. Будь моя воля, я бы издавал опусы этого (тут следовало очень выразительное и совсем не литературное слово) на туалетной бумаге, и отдавал их в сумасшедшие дома, при чем совершенно бесплатно.

Алан улыбался, кивал и терпеливо ждал, когда Гирланд наконец успокоится и заговорит о литературной технике того или иного знаменитого писателя. Не смотря на свою несдержанность, Гирланд умел думать, а главное, делать кое-какие выводы.

– Учитесь видеть акценты текста, молодой человек, – когда Адамс Гирланд приступал к лекции, он становился надменным и холодным, а в его глазах загорался фанатичный, фосфорический огонек. – Эти акценты в словах, которые любит писатель или его любимых выражениях. В каждом тексте есть узловые моменты. Как их найти? По глаголам. Там, где их больше всегда концентрируется смысл…

– Не трави свои бедные уши всякой белибердой, парень, – внушал Алану Джеймс Роллинг. – Запомни одно, чем меньше прилагательных будет в твоем тексте, тем лучше. Нельзя написать рассказ о неподвижном каменном памятнике или о заброшенном молотке, который лежит под столом. Суть в том, что чем менее подвижен твой герой, тем больше прилагательных ты вынужден использовать. Учти, что если вдруг эти чертовы прилагательные поперли из тебя, как пена из бутылки шампанского, значит ты где-то ошибся…

Да-да-да!.. Не смотря на то, что Адамс Гирланд предпочитал восхвалять глаголы, а Джеймс Роллинг ругал прилагательные, Алан быстро понял, что они оба говорят об одном и том же.

Через год Алан издал на свои средства первую книгу рассказов. Едва выйдя на рынок, книга бесследно провалилась как иголка в щель пола. А может быть, если говорить точнее, как кусочек сыра в пустую бутылку, в которую опытные домохозяйки ловят мышей. Убытки Алана составили целых пятьсот долларов, но желание издать очередную книгу еще сильнее жгло его сердце. Чтобы справиться с собой Алан ушел в неглубокий и осторожный запой. Спиртное помогло, и через неделю он понял, что издательство, в котором печатают книги начинающих авторов за их деньги, это и есть та бездонная бутылка, а он совсем не опытная домохозяйка, а обыкновенный болван, выбросивший на ветер свои деньги.

Как-то раз утром, еще толком не выйдя из запоя, Алан сел за письменный стол и размашисто написал вверху чистого листа бумаги «Правда жизни Форт-Стоуна». Дальше случило чудо – текст пошел сам собой и, как казалось Алану, он только записывал то, что слышал внутри себя. Алан ничего не придумывал. Он просто вспоминал лица Ховарда Уэсли, Феликса Чалмерса, их бравых ребят и даже жителей Форт-Стоктона. Его герои шли к своей цели – золоту – напролом, а поскольку цель была одна, то в финале возникла грандиозная драка. В ее описании не было места таким прилагательным как «подлый», «низкий» или «гнусный», их места заняли глаголы «быстрый», «стремительный» и «молниеносный». Ведь Алан говорил только правду.

– Как в жизни, – бормотал себе под нос Алан, торопливо записывая вереницу приходящих ниоткуда мыслей. – Как в реальной жизни, черт бы ее побрал.

В его рассказе победил один человек – Джо по прозвищу Белая Крыса. Раненный в живот, он все-таки добрался до своей любовницы – красавицы-вдовы Мегги Уотсон – и упал на пороге ее дома, уронив сумку с золотом. Та, не долго думая, решила отравить надоевшего ей свирепого любовника. Но Джон, страдая от боли, отказывался от воды и пил только свое виски. Сумка с золотом лежала на столе и высыпавшаяся из нее горсть монет горела желтым, дьявольским огнем. Мегги прикинула, что рана Джона не так уж страшна и уже к утру ему, возможно, станет легче. Тогда, делая вид, что она поправляет повязку на животе Джона, Мегги втиснула по бинты, как можно ближе к открытой ране, надорванный пакетик с крысиным ядом.