Марк Ланской - С двух берегов

Помню ту ночь, когда мы сидели вокруг костра и обсуждали создавшееся положение. Никому не хотелось уходить из этих обжитых мест, где у нас было много друзей. Столько сил положили мы, чтобы люди жили здесь без страха и спокойно дожидались полного освобождения, а теперь, накануне победы, приходилось оставить их без защиты. Судя по датам, которые были нам указаны, времени у нас оставалось совсем мало. В горах уже выпал снег, пути отхода становились трудней с каждым днем. Немцы двигались на машинах и не сегодня — завтра могли замкнуть вокруг нас кольцо. Ондрей с карандашом в руках доказывал, что выступать нужно немедленно. Но Степан решил иначе.

— Нам нужен еще день. Мы должны объехать деревни, предупредить крестьян, и особенно жандармов, что мы уходим. Если исчезнем тайком, это будет выглядеть, как будто мы сбежали, бросив всех на произвол судьбы. Так нельзя. Мы должны объяснить, что уходим временно. Что вернемся сюда вместе с Красной Армией. Что всякого, кто выдаст гитлеровцам семьи партизан, мы найдем и провесим. И сказать так, чтобы поняли: слово наше верное.

— Всех нам на конях не объехать, — возразил Ондрей, — на это и трех дней не хватит.

— Всех и не нужно, — согласился Степан — Сейчас составим список ближайших сел и разошлем людей. Остальные узнают от соседей. Важно, чтобы перед уходом нас видели. Мы не убегаем, а маневрируем, чтобы перехитрить немцев.

Мы отправились по деревням. Нас слушали, плакали, но верили. И, как выяснилось потом, только в одной деревушке особенно злобный жандарм, которому все равно терять было нечего, выдал на расправу карателям партизанскую семью. Во всех остальных никто из наших друзей не пострадал. А вот нам этот день обошелся дорого.

Уже в пути мы получали все, новые и новые донесения о немецких мотоциклистах и машинах, оседлавших дороги. Лысые, заснеженные горы плохо нас прикрывали. Передвигаться приходилось ночью по охотничьим тропам. Костров мы не разводили и давно, с лагерных времен, так не мучились от холода.

Северный перевал, на который мы рассчитывали, оказался перекрытым. Наши разведчики, побывавшие там, наблюдали оживленное движение военных машин, Мы опоздали. Проводник-пастух, верно служивший нам все это время, повернул назад. Он повел нас к последнему, самому трудному перевалу на южной гряде.

После того как Степан уговорил самых пожилых, больных и недавно приставших к нам местных жителей вернуться к своим семьям, в отряде осталось двадцать восемь человек, в том числе восемь беглецов из нашей ремонтной команды. Хотя Степан никого из нас не выделял, но уж так получалось, что в самые трудные минуты ею взгляд останавливался на ком-нибудь из нас, и мы без слов понимали, что нужно делать. Так было и в этом походе. Разведку возглавлял Франц или Робер. Тропу в заснеженных местах прокладывал Ян. Замыкали колонну, не давая отстать уставшим, Ярослав и я.

К перевалу мы вышли на четвертый день. Грязные, рыхлые облака можно было пощупать руками. Узкая дорога, справа прижимаясь к отвесной стене, круто вела вверх. По ту сторону хребта ровно шумел водопад.

Мы отдохнули перед последним подъемом, погрызли мерзлого мяса и подняли рюкзаки. Прошли метров сто и остановились. Слева, из черневшего внизу подлеска, донеслись голоса немецкой команды. Все отпрянули за огромные валуны, врытые в землю и отмечавшие опасный край дороги. Степан приник к трофейному цейсовскому биноклю, но и без оптики были видны фигурки солдат специально обученного для действий в горных условиях эсэсовского батальона. Они ловко взбирались по обледенелому склону, торопясь отрезать последний путь возможного отхода партизан. Они поднимались, не подозревая, что мы рядом. Нужно было использовать это наше единственное преимущество и, ничем себя не выдавая, как можно дальше уйти вперед. Облака прикрывали нас дымовой завесой. Мы забыли о холоде и усталости, только дышали как затравленные, открытыми ртами хлебая влажную облачную муть.

Самое трудное началось, когда мы перевалили через седловину и начали спуск. Здесь облака рассеялись. Каратели тоже не теряли времени и успели преодолеть самый крутой участок. Несколько десятков солдат уверенно подбирались к дороге. Им оставалось совсем немного, чтобы опередить нас и преградить путь. Медлить нельзя было. Кроме автоматов и винтовок, мы еще располагали двумя итальянскими пулеметами. Ондрей показал, где их установить, а Степан разбросал автоматчиков. По его же сигналу мы открыли огонь. Неожиданность всегда придает удару тройную силу. Гитлеровцы, наверно, подумали, что наткнулись на целую бригаду. Кроме тех, кто свалился замертво, все кубарем покатились с горы.

«Вниз! Бегом!» — скомандовал Степан, и мы рванулись к зигзагу серпентины, круто уводившему дорогу в сторону. Но растерянность среди эсэсовцев длилась минуты. Грохнувший пушечный выстрел заставил нас залечь. Снаряд хотя и угодил в отвесную стену, но осколки железа и камней просвистели над нашими головами. Это с места ударила тяжелая самоходка. Взобраться на гору ей было не под силу, но достать нас снарядами ничего не стоило.

Массивные валуны позволили нам рассредоточиться и чувствовать себя в относительной безопасности. Снаряды рвались один за другим. Но самоходка была у них одна и стреляла по площади, от чего, как известно, эффект не велик. Где мы сейчас лежали и сколько нас, они могли только гадать. Больше били по седловине, считая, что туда подходят наши главные силы.

Подняться мы не могли, сразу же превратились бы в отчетливые мишени. Эсэсовцы вновь пошли на штурм горы. Теперь они поднимались осторожней, шире растянувшись по фронту и теснее прижимаясь к каждому бугорку. Мы ждали команды, но Степан медлил. Он подполз к Ондрею, и они о чем-то совещались.

Замысел врага был ясен: заставить нас обнаружить свои огневые точки и дать самоходке точные ориентиры. Тогда бы нам не уцелеть. Степан решил подпустить солдат на такое расстояние, чтобы пушка не могла стрелять без риска поразить своих. Мы уже различали лица поднимавшихся немцев. Выставив вперед свои каски, они пригнулись для последнего броска.

Степан свистнул, и мы стали расстреливать их в упор. И в то же мгновение Ондрей, подняв еще двадцать человек, побежал к повороту дороги. В нашей группе прикрытия остались пулеметы и шесть автоматов. Мы палили непрерывно, чтобы не дать карателям ударить в спину нашим уходившим товарищам.

Маневр оказался неожиданным. Пока самоходчики прицеливались да еще из перестраховки взяли выше, чем нужно, группа Ондрея скрылась за поворотом. Мы тоже успели сменить позиции и только рюкзаки оставили на прежних местах, чуть выдвинув их из-за укрытий. Вот по этим рюкзакам, раздирая в клочья наше добро, и начала с остервенением долбить самоходка.