Гэвин Лайл - Темная сторона неба

Ночь была темной, мрачной и тихой, и только гул отдаленного колокола, казалось, звучит на одной ноте где-то вдали.

Я проснулся оттого, что кто-то хочет сорвать дверь с петель. Было ещё темно, и я ещё далеко не выспался. Я спустил ноги на пол, потом водрузил на них всего остального себя и неверным шагом пошел на шум. Я зажег свет и отпер запор, и только потом подумал вернуться за «береттой».

В комнату ворвался Кен.

— Давай, одевай брюки, — сказал он первым делом. — Мы летим.

Я уставился на него сквозь туман, окутывавший мои глаза. На Кене был опять его любимый замшевый пиджак. Кен выглядел серьезным и несколько взбудораженным.

Он нетерпеливо сообщил:

— Этот твой замечательный дружок, Роджерс. Наваб нанял его, и они уже вылетели на остров на «Даке».

Было около четырех часов утра. Откуда-то из-под заднего сиденья «крайслера», изнутри его, доносилась игра известного джаз-квартета, колдующего над психоанализом «Звездной пыли». Если бы не это, то ночью на заднем сиденье большого автомобиля очень уютно. Фары выхватывали из темноты каменные домики и песок за обочиной дороги, но я на это не обращал внимания. Я был надежно закутан в металл автомобиля, тепло и темноту.

Кен с переднего сиденья сказал:

— Тут шестьсот морских миль. Может, чуть меньше. — Он расстелил карту на коленях в свете приборной панели. — «Пьяджо» дает на крейсерской сто восемьдесят узлов. Считай — три часа двадцать минут. Если взлетим в четыре пятнадцать, будем там до восьми.

— А ветер какой? — спросил я, чтобы показать, что я проснулся.

Я действительно проснулся, но радости от этого было мало. У меня в желудке было полно шотландского виски миланского производства, и только слой сигаретного дыма не позволял ему проявить себя.

— Погоду не знаю, — ответил Кен. — «Дак» на крейсерской дает сто тридцать пять, да?

— Бери сто двадцать пять, — сказал я. — Он уже немолодой.

Кен начал считать. Пусть его считает. Он не убедит меня, что мы прилетим туда раньше них, что ни делай.

— Выключи этот проклятый приемник, — попросил я.

Кен выключил. Водитель недовольно полуобернулся, чтобы выразить протест, но потом вспомнил, как много он получит за поездку в такое место и в такое время, и успокоился, переключившись на удержание машины на этой узкой полуразбитой дороге.

— Им надо четыре часа пятьдесят минут. Взлетели он примерно в два часа, значит, они будут там около семи. Мы прилетим на час позже. За час они отыщут эти вещи?

«Крайслер» свернул на ровную дорогу, ведущую к самому аэропорту. Я взял себя в руки, чтобы не позволять своему желудку командовать собой, и стал думать.

— За час — нет, — ответил я. — Они не знают, где искать. Но, с другой стороны, они могут помешать нам, тебе не кажется?

Кен ничего не ответил. Он быстро сложил карту и сунул её в карман пиджака. Мы проехали по площади мимо пустых будок охраны и, миновав ангары, остановились у диспетчерской вышки.

Кен побежал в вышку. Я неторопливо вылез из машины, застегнул на молнию куртку. Под ней у меня была одета форма «Эйркарго» цвета хаки, а вокруг меня была прохлада хрустальной темной ночи. Далеко над аэродромом мерцало пламя керосиновых фонарей, выстроившихся вдоль главной взлетно-посадочной полосы. Я закурил и попытался составить себе мнение о погоде. Из этого ничего не получилось, потому что я не слышал ничего, кроме местного прогноза на пять дней. Небо может ухнуть в Эгейское море, а я и знать ничего не буду.

Мне внезапно стало не по себе от того, что Роджерс будет сажать «Дак» на дорогу при боковом ветре. Я вовсе не был уверен, что он справится с этим. Он ведь только начинает свою работу, старается заработать у босса честный доллар. Будь я на его месте, я бы поступил так же, ни секунды не раздумывая.

Вернулся Кен с таможенным служащим и кипой бумаг. Мы втроем забрались обратно в «крайслер» и направились в дальний ангар. Таможенник закутался в свой плащ, сидел сонный и смурной, и разговаривать ему не хотелось.

«Пьяджо» стоял возле ангара, толстенький и сияющий в свете автомобильных фар. Кен поднялся на борт, распахнул дверцу кабины, открыл багажный отсек и дал таможеннику проверить что ему нужно. Кен принес карты и прогноз, чтобы посмотреть их в свете фар.

Водитель за нашей спиной снова включил приемник. Кен тихо произнес:

— Я сделал документы на Рим. Я подумал, что будет меньше шума, чем если мы не укажем Грецию.

— Это не обманет греческого сыщика, Анастасиадиса.

— Может и нет. Однако нет смысла кричать, куда мы летим.

— Как погода?

Он развернул карту и положил сверху листочек с прогнозом.

— Не очень хорошая. Неприятная область низкого давления над Адриатикой и окклюдированный фронт, движущийся оттуда.

— А подробнее?

— Не знаю. На полете в Рим это не сказывается, и поэтому они не стали вдаваться в детали. Я просто видел это на большой карте там.

— А куда это движется?

Он провел пальцем вниз по карте вдоль линии, идущей с севера на юг в сотне миль западнее Греции.

— Какого времени эта карта? — спросил я.

— Это обстановка на полночь. — Он показал пальцем на середину Адриатического моря между Югославией и Италией. — Давление было около девятисот семидесяти. Ты лучше меня знаешь Средиземноморье. Что это означает, по-твоему?

Это означало, что сильный ветер будет дуть нам в спину, пока мы не приблизимся к фронту, но в этот момент могут возникнуть проблемы. Окклюзия над Средиземным морем может быть очень суровой, надо проходить над фронтом, под ним или в обход. Но только не насквозь.

— Смотря где, — медленно произнес я. — Может, он с этой стороны, а острова чистые. А если пройти над ним, как у тебя с кислородом?

— Плохо. Считай, что ничего не осталось. Я собирался набить баллоны в Афинах, но я оттуда убежал в такой спешке.

— Значит, если встретится, пройдем низом.

Кен медленно кивнул. В свете фар его лицо выглядело контрастно черно-белым.

— Мы, может быть, получим более точную картину погоды, когда будем в воздухе. Так что об этом не беспокойся. — Он постучал мне по животу. — И спрячь свою пушку в задний карман брюк, а то ты как беременный.

Кен пошел обратно к «Пьяджо». Выйдя из-под света прожекторов, я передвинул «беретту» на поясе назад, после чего мой пиджак стал выглядеть вполне невинно. Возле диспетчерской вышки проехал автомобиль, и его фары на момент осветили аэродромные дали.

Один двигатель «Пьяджо» взвыл, крутанулся и заработал, вспыхивая огоньками. Зажегся свет в пилотской кабине и на кончиках крыльев. Второй двигатель провернулся, зажигание сработало и он затарахтел, винт превратился в почти невидимый диск позади крыла.

Кен вернулся с таможенником.