Николай Васильев - Три жизни одного из нас (litres)

– В общежитии сейчас мест нет. Устраивайтесь на частную квартиру, там прописывайтесь, а потом приходите сюда.

С вытянутым лицом Карцев поднялся в кабинет к Степанову.

– Ничего, – приободрил его Виктор, – с общежитием у нас еще может быть шанс: Маша в неплохих отношениях с комендантшей Тамарой. Сегодня же пригласим ее в гости, и ты должен ее обаять. Она холостячка и до мужчин, по слухам, охоча – тем более, незнакомых, свежих, так сказать.

– И сколько же этой охотнице лет?

– Да, вроде, наша ровесница или чуть постарше… По крайней мере, выглядит она старше, опытнее. Еще бы: раньше-то работала в милиции и дослужилась до капитана! Потом с кем-то там не поладила и подалась к нам в коменданты.

– Ничего себе, портретик ты нарисовал! Небось, еще и внешне помесь кобры с табуреткой?

– Да нет, внешне она как раз яркая, все при ней. Вот только если тебе не нравятся еврейки.... Хотя в институте ты ведь всех одобрял: и кубинок, и узбечек, и евреек…

– Ну, в этом я по-прежнему интернационалист, – заулыбался Карцев. – Как она относится к коньяку?

– Не знаю, не угощал. А стопки с водкой опрокидывает лихо, по-мужицки. В ментовке, наверное, и спирт употребляла…

– Нет, раз стоит задача обаять, до водки мы опускаться не будем. Только коньяк и шоколадные трюфеля – естественно, за мой счет. Уж очень не хочется снимать угол в частном доме с удобствами на дворе.

Приятели чинно сидели на диване, против телевизора и обочь журнального столика, заставленного угощеньем и украшенного бутылкой армянского коньяка, когда в комнату вошли Маша и темноволосая, среднего роста женщина в блескучем тесноватом платье, «подчеркивающем» формы, которые и в самом деле наличествовали. Пока Маша знакомила Сергея и Тамару, они оба внимательно, без церемоний, разглядывали друг друга и, видимо, первым впечатлением остались довольны.

«Да она со своими живыми карими глазами, крупными чувственными губами, гривой тяжелых волос, соразмерными грудью и бедрами при все еще узкой талии и ровных ножках может за красавицу сойти!» – приятно удивился Карцев. Чуть позже он, конечно, углядел легкие мешки под глазами, паутинку морщин вокруг них, рыхловатость бархатистой кожи лица, наметившийся двойной подбородок, уже не девичью шею, грубоватые, жесткие пальцы с желтизной на правой руке (курильщица, видимо, заядлая!), хрипотцу в голосе и вообще некоторую вульгарность… Что подумала о Карцеве Тамара, осталось неизвестным, но она, несомненно, уловила искры восхищения в его глазах, что ей несказанно польстило: окружающие мужчины давно ею не восхищались.

Расселись, выпили за знакомство, одобрив и коньяк и разорившегося на него залетного гостя, причем Тамара тут же ввернула рассказец о какой-то давней пьянке в Криволуцком УВД, когда, вопреки обыкновению, пили и коньяк и шампанское. Впрочем, после второго тоста ("за дружбу!") она целиком переключилась на Карцева, выведывая, откуда, почему и зачем он приехал, а узнав о разрыве с женой (глупо было бы скрывать этот факт от человека, ведающего пропиской!), решительным тоном предложила:

– Забудь о ней!

Упоминавшиеся искры погасли в глазах Карцева, но уже захмелевшая комендантша этого не заметила. Во время третьего тоста (естественно, "за любовь!") она рьяно потянулась рюмкой к рюмке Сергея и со значением глянула в глаза. Тот взглядом же изобразил полную готовность к этой самой "любви", но предостерегающе двинул бровями: мол, не стоит сейчас афишировать наше зарождающееся чувство… Словом, все шло как надо, даже чересчур.

Было уже совсем темно, когда гостья и провожатый вышли из дома Степановых. Ночь была теплая, ласковая, предрасполагавшая к прогулке. Войдя в тень от фонаря, Сергей и Тамара плавно обнялись и расцеловались. Потом развернулись и в тесном сплетении, неспешно двинулись в сторону реки, где на берегу в таком же коттедже Тамара жила вдвоем с дочкой. У калитки они вновь стали целоваться, и так горячи, так сочны, так упоительны были ее губы, что в сердце Карцева возродилось восхищение этой непосредственной женщиной. Наконец, она вырвалась из его пылких объятий и горделиво вполголоса рассмеялась:

– Вижу, тебе не хочется меня отпускать!

– Нет, – глухо ответил соблазненный соблазнитель.

– Хорошо, подожди здесь, я сейчас выйду, – шепнула Тамара и скрылась в темном проеме двери.

Пока ее не было, Карцев попытался себя урезонить, осадить.

«Что ты разгоношился, словно влюбленный? Твоя задача чисто техническая: познакомиться, оказать внимание, сделать одолжение, чтобы она почувствовала себя обязанной… И никакой сердечности, чувствований – это перебор и ненужные осложнения в будущем. Сделай «подход», другой, но как можно бесстрастнее…».

Однако когда она, выйдя из дома уже переодетой, подошла к нему и вновь прижалась, заглянула в глаза, все инструкции вылетели из головы Сергея Андреича, и он ощутил в себе прежний трепет.

– Пойдем в бор, – предложила чаровница. – Недалеко от опушки я знаю укромное место, где наша компания (при словах "наша компания" Карцев вдруг испытал укол ревности) иногда готовит шашлыки. Зажжем там костер и посидим. Вот я захватила с собой… – и она подала Сергею обширную фуфайку с брезентовым верхом.

Он подхватил фуфайку под правую руку, Тамару – под левую, и они пошли береговой улицей в сторону бора, к которому квартал геологов пристроился вплотную. В лесу предусмотрительная селянка включила фонарик и знакомой тропкой вывела к обещанному уголку в обрамлении трех могучих сосен и какого-то подлеска. С помощью того же фонарика они разыскали обломки сучьев и на старом пепелище развели костерок, возле которого и уселись, обнявшись, на фуфайке. Было и так тепло, но костер создавал уют, очерчивал светом их небольшой мирок, вокруг которого сразу сгустилась темнота.

– Так хочется покурить, – просительно сказала Тамара, – я ведь за вечер ни разу не курнула. Ты не будешь против?

– Кури, кури, – чуть брюзгливо снизошел Карцев. – Жена тоже курила долгое время.

– Вот умный ты, вроде, человек, Сережа, – молвила Тамара, прикурив обычную «Беломорину», – как же не понимаешь, что, придя на свидание, да еще первое, не стоит упоминать о жене? Мы с тобой одни, нам хорошо – ведь так? – я волнуюсь, хочу сделать все, чтобы сегодняшний вечер стал необычным, запомнился нам обоим – а ты мне о жене!

– Да, да, прости дурака! – спохватился пристыженный Карцев и, подхватив Тамару плотнее, руками под грудь, легонько ткнулся лбом в ее макушку.

– Ты, наверное, удивляешься, что я курю «Беломор»? Эта привычка осталась с милиции. До нее я вообще не курила. И не выпивала. Но там без этого нельзя.

Сначала-то я с малолетками работала, вроде справлялась. Но потом перебросили на "химиков", то есть расконвоированных и поселенцев. Эта публика похлеще: что ни день, нарушения, а то и ЧП. С этими нервы враз измотать можно, тут и закуришь и запьешь. Они тебя и под статью подвести могут. Вот и меня подвели – чудом выкрутилась. Из рядов, конечно, пришлось уйти. Хорошо, за те годы успела многими влиятельными знакомыми обзавестись – с их помощью в коменданты и устроилась. Здесь по сравнению с прошлой работой – просто курорт. Правда, то одно, то другое ремонта просит. И режим положенный не все жильцы соблюдают. Есть и другие заморочки… Впрочем, что это я: тебя укорила, а сама завела про работу…