Иоасаф Любич-Кошуров - В Маньчжурских степях и дебрях

— Слыхал тут не далеко недели две назад была драка?… Хунхуз напал…

— Знаю, была драка… Ночью?

— Ночью.

— Как же знаю…

— Его и напугали… Из ружья в него стреляли. А он… где ему! Он мальчик… Так сразу оглох и онемел.

В другой раз китайцы, не удовлетворившись этим объяснением, вздумали было «мало-мало» попытать Петьку…

Но китайцы были безоружны, и их было всего трое.

В крайнем случае кто-нибудь, Семен или Кузьмин, мог вытащить из широчайших рукавов своей кофты револьвер.

— Что-о? — сказал Семен, выступив вперед и сжимая кулаки, — он мой племянник.

И, подступив к китайцу вплотную, он поднес свой кулак, величиной, пожалуй, с небольшой арбуз, к правому своему глазу и, прищурив левый, словно прицелился из-за кулака правым.

— Ты видел это?..

Потом повторил опять внушительно:

— Племянник он мой, вот что.

— Племянник, — сказал и Кузьмин, тоже выступая вперед и становясь впереди Петьки. Подумав минуту, он кашлянул в ладонь и, протянув затем перед собой руку, поманил китайца пальцем.

— Ну-ка ты…

— Ну? — сказал китаец и уставился на Кузьмина, хмуро сдвинув тонкие черные брови.

— Ты за него?

Китаец скользнул глазами в сторону, отворачивая в то же время лицо от Кузьмина. Сразу лицо у него посерело, точно тень набежала на лицо.

— To-есть как за него? — крикнул другой китаец.

— За русских? — спросил Кузьмин.

Китаец молчал.

— То-то видно, что за русского, — продолжал Кузмин; — нас и без тебя русские разорили, а ты еще пытать собираешься.

Китаец попятился.

Кузьмин поднял руку, согнув ее в локте, и потряс кистью руки в воздухе, выставив указательный палец вверх.

— Знаю я тебя! Гляди…

Теперь уж и все три китайца попятились разом и разом замахали руками.

Потом один сказал:

— Мы думали, он — русский.

И ткнули пальцем вперед в сторону Петьки.

— Говорят тебе — племянник! — крикнул Кузьмин. — Вон его племянник.

— Мой племянник, — проговорил Семен.

— А вы не хунхузы? — спросил китаец.

Семен поглядел на Кузьмина, а Кузьмин на Семена.

— Гм, — сказал Семен.

— Гм, — сказал Кузьмин.

Потом они оба разом взглянули в лицо китайцу, сдвинув брови, и разом же крикнули:

— Что-о?

Они понимали друг друга с одного взгляда и решили по молчаливому соглашению держаться с китайцами так, чтобы китайцы могли, пожалуй, только, подозревать в них хунхузов и ни в каком случае не быть уверенными что перед ними действительно стоят хунхузы.

Они знали, что китайцы, как и те, что на стороне русских, так и те, что помогают японцам, одинаково боятся хунхузов.

— Вот дойдем до японцев, — заговорил Семен, — так они вам покажут, как пытать.

Щеки у него побагровели.

— Я вас… Погоди только!

— Кто мы, — сказал Кузьмин, — это до тебя не касается.

Он принял важный вид.

Китайцы снова замахали руками и стали кланяться.

Потом один спросил:

— Вы за японцев?

— А ты за кого? — в свою очередь, спросил Кузьмин.

Китаец потупился.

Тогда выступил вперед Семен.

— Я вижу, — проговорил он, — что ты умный человек. Ты меня не знаешь, а я тебя… Так?

— Так, — сказал китаец.

Семен повернулся вправо и махнул рукой в ту сторону.

— Там — русские.

Затем махнул рукой влево.

— А там японцы… Так?

— Так.

— А мы посередине.

— Посередине, — повторил за ним и китаец.

— И не знаем ты меня, а я тебя… Так?

— Не знаем…

— И значит, ты умный человек, когда молчишь. Китаец снова опустил глаза.

— А я….

И тут Семен подбоченился.

— А я умней тебя, потому что знаешь, что? Китаец исподлобья взглянул на него.

— Что? — произнес он нерешительно.

— Я! — ни за кого! Пусть их дерутся.

И, повернувшись к китайцам спиной, он сказал Кузьмину:

— Пойдем…

Потом, взяв Петьку за плечо, слегка толкнул его в плечо ладонью…

Экспедиция Семена и его товарищей в тылу неприятельских позиций продолжалось около недели.

На третий или на четвертый день им пришлось иметь стычку с хунхузами…

Это было первое серьезное дело, в котором Петьке довелось встретить смерть лицом к лицу.

Все трое только что расположились на отдых в неглубоком овражке, заросшем чахлым корявым кустарником.

Кузьмин стоял настороже, спрятавшись между кустами на краю обрыва, Семен и Петька закусывали. Потом Кузьмина должен был сменить Петька. Ночью вызвался сторожить Семен.

Закусив, Семен расположился на отдых, намереваясь уснуть часа два, пока не стемнело еще, а Петька, сидя возле него, осматривал свой револьвер, ожидая, когда Кузьмин, простояв известное, время кликнет его на смену…

Вдруг к ним торопливо, сгорбившись, вобрав голову в плечи, держа револьвер в одной руке, а другой придерживая на голове соломенную китайскую шляпу, подбежал Кузьмин.

Но взглянув на Петьку, он направился прямо к Семену и схватил его за плечо.

— Семен!..

Он тряхнул его за плечо…

Чтобы не беспокоил шум ветра и свет солнца, Семен надвинул на голову с затылка воротник курмы и закрыл полями шляпы лоб и глаза.

Когда окликнул его Кузьмин, он сдвинул шляпу кверху и глянул на Кузьмина из-под шляпы одним глазом.

— А? — сказал он.

— Хунхузы, — проговорил он оперся рукой о землю и, закусив губу, поглядел через плечо назад вверх по берегу оврага, в сторону, откуда прибежал.

Семен вскочил.

— Где?

Но Кузьмин с силой сейчас-же дернул его за подол юбки.

— Что ты! — зашептал он, вдруг съежившись, подняв плечи и еще более вобрав в плечи голову.

Он опять дернул Семена за юбку.

— Садись. Они тут недалеко.

Петька, поднявшийся было вслед за Семеном, присел опять, как сидел раньше — на корточки. Затаив дух, он уставился на Кузьмина.

Семен тоже присел.

— Не далеко? — обратился он к Кузьмину.

— Вон тут…

И Кузьмин махнул рукой неопределенно куда-то в сторону и вверх…

— На бугорке сейчас, — добавил он.

Семен махнул головой.

— А знаю…

В степи около них только и был один бугорок.

— На бугорке, — повторил Кузьмин, — я это смотрю, едут…

— Много? — спросил Семен.

Семен, поднявшись, также сгорбившись, глянул поверх кустов, вытянув шею; потом чуть-чуть выпрямился.

— Пятеро, — шепнул он.

Семен приподнялся тоже, так же, как Кузьмин, согнув спину и вытягивая шею…

И сейчас же вся его коренастая фигура словно осела внизу, словно сократилась.

— И то пятеро.

Он поглядел на Кузьмина.

— Как быть! — произнес Кузьмин… — А?..

— Сюда едут…

— Прямо на нас.

Семен обернулся к Петьке.

— Петька! не боишься?..

— Нет, — сказал Петька.

Он уже слышал глухой топот лошадиных копыт.

— Нет, — повторил он.

По спине у него побежали мурашки. Сразу во рту стало сухо, будто изнутри пыхнуло жаром и будто, потому что во рту было сухо, язык ворочался с трудом. Кровь стукнула в виски.