Николай Трублаини - «Лахтак». Повесть

- Меня интересует, - сказал охотник, останавливаясь и указывая на следы песца на снегу, - почему их здесь так много?

- А что, разве они не появляются на льду?

- Нет, наоборот, они часто забегают в море, но тут, среди этих торосов, их следов особенно много, словно возле кормушки.

Но через пять минут охотник разгадал причину этого явления.

Когда они прошли за острый выступ одного из торосов, перед ними блеснуло черное пятно большой полыньи. На снегу возле полыньи виднелись следы лап крупного зверя, похожие на следы огромной ноги человека. Охотники остановились.

- Ага, - произнес Вершемет, - понял! - и осторожно оглянулся вокруг.

- Что такое? - спросил Степа.

- В этой полынье водятся нерпы, и на них ходит охотиться белый медведь, а вслед за ним бегают песцы. Они кормятся объедками, которые остаются после медведя. Удивляюсь, как ты раньше не заметил этой полыньи и следов беляка.

- Во-первых, в этот уголок я не заглядывал, а во-вторых, не всегда так ясно светит лупа, как сейчас, чтобы можно было все приметить.

- Ну, теперь, - сказал Вершемет, - следи внимательно, чтобы, чего доброго, не наскочить на этого злодея.

- А он на нас пе может наскочить?

- Теперь у него преимущество перед нами. В это время он видит лучше, чем мы. Кроме того, он нюхом слышит, а вот этого чутья у тебя нет. И, наконец, он молчит, а мы ведем разговор.

В этот момент вблизи что-то треснуло.

- Ого… заговорил, - тихо промолвил охотник.

Над огромным торосом поднялся большущий зверь. Направив морду на охотников, он, казалось, нюхал воздух. Но он не мог учуять никакого запаха, так как нюх у белых медведей развит очень слабо. Медведь медленно спустился с тороса, подошел к полынье и лег возле воды.

Охотники стояли неподвижно. Вершемет присел и, не двигаясь, следил за зверем.

Медведь на них не глядел. Он слегка водил мордой, всматриваясь в полынью. Зверь выжидал, не появится ли нерпа.

- Мы охотимся, и он охотится, - прошептал Вершемет своему юному другу, - ну-ка, подползем ближе.

Охотники, пригнувшись, стали приближаться к медведю. Зверь, очевидно, их заметил; но все еще был спокоен. Когда до него осталось шагов тридцать, Вершемет начал с колена целиться. Медведь поднял голову и снова опустил ее, всматриваясь в полынью.

- Степа, этот медведь должен быть твой, - сказал Вершемет.

Обрадованный Степа прыгнул на два шага вперед, поднял ружье и крикнул:

- Эй, беляк, берегись! Ого-го-го-о-о!

Этот крик всполошил медведя, и он, сразу поднявшись на ноги, медленно пошел на охотников. Степа выстрелил. Медведь со стоном упал на передние лапы, и в тот же миг охотники услышали отчаянный человеческий вопль.

Луна заканчивала свой путь по небу, когда па палубу вышли Кар, Лейтэ и Запара. Ожидая Вершемета и Степу, они вели разговор о том, что в последние сутки так беспокоило Кара, - почему возник пожар и кто бил в колокол тревогу.

Штурман пока избегал поднимать этот вопрос среди своих товарищей, и его примеру следовал Лейтэ. Сейчас же Кар решил сказать о своих подозрениях и тревогах Запаре и посоветоваться с ним и с Лейтэ.

В это время вахту отбывал Котовай. Выглянув в окно штурманской рубки, он проводил взглядом моряков и гидролога, которые прошли на нос и остановились там для разговора, склонившись над самым бушпритом. Три фигуры в мохнатых тулупах стояли на фоне заснеженного полубака и, освещенные лунным сиянием, напоминали каких-то таинственных заговорщиков.

Котовай поднялся на капитанский мостик и перегнулся через фальшборт.

- Вахтенный! Не замерз? - крикнул ему Лейтэ.

- Нет. В такую погоду и три вахты можно выстоять! - ответил Котовай.

Матрос прошелся по мостику. Капитан и его помощники тихо беседовали между собой.

Кар рассказывал Запаре о норвежской трубке, о том, что Котовай видел такую трубку у покойного радиста, о непонятном поведении Павлюка и о странном звуке, который ему пришлось вчера услыхать.

Запара выслушал это и, несколько минут помолчав, сказал:

- Если так, то я должен рассказать вам об одной тоже странной вещи. Недели две тому назад, а может быть, и немного больше, в полночь я вышел на палубу произвести метеорологические наблюдения и поднялся на крышу штурманской рубки. Когда я поднял анемометр и, присвечивая, стал следить за секундомером, то услышал откуда-то с палубы, как будто из-за дымовой трубы, а может быть, с какой-то шлюпки, странные цокающие звуки. Они показались мне очень знакомыми. Закончив наблюдения по анемометру, я перегнулся через борт и стал прислушиваться. Но звуки утихли, и ничто не нарушало тишины. Эти звуки, повторяю, показались мне очень знакомыми. Я стал припоминать, где мог я слышать что-либо подобное. Но как ни старался, ничего не приходило на память. Знаете, так бывает во сне. Что-то приснится, а потом припоминаешь: как будто и знакомое, а вспомнить не можешь. Спустившись с капитанского мостика и подойдя к двери, ведущей в наш кубрик, я встретил Павлюка. Мне пришло в голову спросить, не слыхал ли он чего-нибудь. Павлюк ответил, что он совершенно ничего не слышал, и сказал это таким веселым, даже насмешливым топом, что у меня отпала охота говорить еще кому-нибудь об этих звуках. Я решил, что мне послышалось. Опасаясь за свои нервы, я стал чаще выходить на лыжные прогулки.

Кар, выслушав Запару, повернулся к Лейтэ и сказал:

- А вы слышали что-либо подобное?

- Нет, - ответил Лейтэ, - мне никогда ничего не слышится. И если бы я что-нибудь подобное услыхал, я бы сразу сообщил об этом капитану.

- У вас удивительно стойкий характер, мой друг! - сказал ему Запара.

- А все же, какого вы мнения обо всей этой истории? - спросил Кар. - Говорите, Запара.

- Я думаю, - растерянно произнес гидролог, - что об этом надо спросить Павлюка. Позвать его, сказать ему о наших подозрениях и спросить.

Лейтэ, услышав ответ Запары, засмеялся.

- Вы, кажется, не разделяете этого мнения, - заметил ему Кар. - Прошу высказаться.

- Я почти согласен с товарищем штурманом, - кивнул Лейтэ на Запару, - только мне кажется, прежде чем говорить с Павлюком, надо его арестовать и произвести обыск в радио- рубке и в каюте радиста, где он живет, а также в других палубных надстройках.

В это время Кар поднял голову и увидел на крыше штурманской рубки Котовая; тот стоял и внимательно куда-то всматривался.

Штурман выпрямился и, ничего не сказав своим помощникам, крикнул матросу:

- Вахтенный!

- Есть!

- Что случилось?

- Как будто выстрелы послышались оттуда, от тех торосов, куда пошли наши звероловы.

- А мы ничего не слышали,-сказал Кар и повернулся к помощникам. - Да-да. Вот так, Лейтэ, и вы, наверно, занятые хозяйством, не слышали тех звуков. - Помолчав, штурман добавил: - Итак, я считаю, что, начиная с сегодняшнего дня, мы должны внимательно следить за том, что делается на палубе. Вы понимаете, зачем я установил беспрерывное дежурство вахтенных на палубе и почему, когда отбывает вахту Павлюк, прошу вахтенного штурмана палубу не оставлять.