Карл Май - Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

Сопротивляться было бессмысленно, поэтому я спокойно дал привязать себя толстой веревкой к этому столбу и лег на сено.

Женщина остановилась перед входом. Один из моих «попутчиков» молча вышел из хижины, другой же счел необходимым дать мне несколько указаний относительно моего поведения.

— Ты в плену! — заметил он так же метко, как и остроумно.

Я не отвечал.

— Ты не можешь убежать! — поучал он меня.

Я снова ничего не ответил.

— Мы сейчас уйдем, но старуха будет тебя охранять.

— Скажи ей хотя бы, чтобы она это делала снаружи.

— Она останется в хижине, — отвечал он, — она не должна выпускать тебя из виду; кроме того, она накормит тебя, если ты захочешь есть; ты ведь не можешь двигать руками.

— А где еда?

— Вот! — Он указал на осколок кружки, чье содержимое было столь соблазнительно.

— Что это?

— Я не знаю, но Мадана может стряпать как никакая другая женщина в деревне.

— Зачем вы меня сюда притащили?

— Мне нельзя тебе этого говорить; ты узнаешь это от другого человека. Не пытайся освободиться, иначе Мадана позовет нескольких человек, которые свяжут тебя так, что ты даже пошевелиться не сможешь.

Мужчина ушел. Я слышал удаляющиеся шаги обоих мужчин; затем в дом чуть ли не вползла, скрючившись, милая Петрушка и примостилась рядом с входом так, что я находился прямо перед ее взором.

Это было, прямо скажем, неприятное положение, но меня больше беспокоила мучительная мысль о моих друзьях в Лизане. Мелек с надеждой ждал меня, и курды тоже наверняка беспокоились по поводу моего долгого отсутствия. А я лежал здесь привязанный, как собака в конуре. Интересно, чем это кончится?

Утешало меня только одно обстоятельство. Если Мохаммед Эмин приехал в Лизан, то халдеи, наверное, уже оказались на том месте, где на нас напали, нашли мертвую лошадь и следы борьбы, а во всем остальном мне приходилось полагаться на ум и отвагу моего верного Халефа.

Я лежал долго, ломая голову в поисках выхода из этой нелепой ситуации. Тут меня вывел из состояния задумчивости голос милой Маданы. Она была женщиной, поэтому не могла так долго ничего не говорить.

— Хочешь есть? — спросила она меня.

— Нет.

— А пить?

— Нет.

Разговор кончился, благоухающая Петрушка подковыляла ко мне, мирно уселась прямо перед моим носом и взяла на колени отвергнутый мною осколок кружки с пищей. Всеми пятью пальцами правой руки она взяла таинственную смесь и распахнула рот, как дорожную сумку из черной кожи. Я закрыл глаза. Раздалось громкое чавканье, затем шуршащие звуки, которые возникают, когда язык используют как тряпку, которой смахивают остатки с посуды, и наконец продолжительное довольное хрюканье. О Петрушка, почему бы тебе не благоухать в отдалении от меня, на улице?

Только спустя много времени я снова открыл глаза.

Моя надежная охрана еще сидела передо мною, уставившись на меня. В ее глазах я заметил немного сочувствия и куда больше любопытства.

— Кто ты? — спросила она меня.

— А ты что, этого не знаешь?

— Нет. Ты мусульманин?

— Я христианин.

— Христианин — и в плену? Ты разве не курд-бервари?

— Я христианин с Запада.

— С Запада! — воскликнула она удивленно. — Где мужчины танцуют с женщинами и где едят лопатами?

Отголоски нашей западной культуры достигли и ушей Петрушки; она слышала про наши ложки и польку.

— Да, — сказал я.

— Что тебе надо в нашей стране?

— Я хочу посмотреть, так ли красивы ваши женщины, как и наши.

— И какой ты сделал вывод?

— Они очень красивы.

— Да, они красивы, — подтвердила она, — красивей, чем в какой-либо другой стране. У тебя есть женщина?

— Нет.

— Мне жалко тебя! Твоя жизнь как миска, где нету ни сармысака, ни салджангоша.

Улитки в чесноке? Значит, это и было то ужасное блюдо, которое так быстро исчезло в пасти «дорожной сумки»! И без всяких «лопат».

— Ты не хочешь взять себе женщину?

— Может быть, и хотел бы, но не могу.

— Почему?

— Как это можно, если меня связали?

— Тебя снова развяжут.

— Меня освободят?

— Мы — халдеи; мы не убиваем пленных. Что ты сделал, что тебя связали?

— Сейчас расскажу. Я прибыл в эту местность через Мосул и Амадию…

Она прервала меня торопливо:

— Через Амадию?

— Да.

— Когда ты там был?

— Недавно.

— Как долго?

— Несколько дней.

— Может, ты видел там одного человека, эмира и хакима с Запада?

— Видел. Он вылечил девочку, которая приняла яд.

— Он еще там?

— Нет.

— Где он?

— Почему ты спрашиваешь о нем?

— Потому что я слышала, что он посетит эту местность.

Она говорила с большой поспешностью, что могло свидетельствовать только о живейшем интересе.

— Он уже в этой местности, — сказал я.

— Где? Быстро скажи мне!

— Здесь.

— Здесь, в Шурде? Ты ошибаешься; я ничего об этом не слыхивала!

— Не здесь, в Шурде, а в твоей хижине.

— В этой хижине? Боже мой, тогда это, должно быть, ты!

— Конечно!

— Можешь ли ты это доказать?

— Да.

— Тогда скажи, кого ты встретил в доме больной, принявшей яд?

— Мару Дуриме.

— Она тебе давала талисман?

— Нет, но она сказала, что если я окажусь в беде, то должен сказать «Рух-и-кульян».

— Тогда это и в самом деле ты, ты, господин! — закричала она, всплеснув руками. — Ты друг Мары Дуриме; я тебе помогу, я тебя спасу. Расскажи мне, как тебя поймали!

Уже в третий раз за день я испытал чудодейственную силу имени Мары Дуриме. Какой же властью обладала эта таинственная женщина?!

— Кто такая Мара Дуриме?

— Она старая княгиня, чьи потомки отпали от Мессии и перешли к Мохаммеду. Теперь же она расплачивается за их грехи и путешествует туда-сюда, не имея никакого покоя.

— А кто такой Рух-и-кульян?

— Это добрый дух. Одни говорят, это архангел Гавриил, другие — архангел Михаил, защитник верующих. Он появляется в определенных местах в определенное время. Но расскажи прежде, как ты очутился в плену?

Этот рассказ в дальнейшем мог принести мне пользу. Стараясь не обращать внимания на неудобное положение тела, на крепко связанные руки, я подробно рассказал ей про мои приключения, начиная с самой Амадии. Старуха слушала с величайшим вниманием, а когда я закончил, нежно взяла одну из моих «зашнурованных» рук.

— Господин, ты прав, — воскликнула она, — это Неджир-бей держит тебя в плену! Я не знаю, почему он это делает, но я его не люблю: он грубый человек. Я спасу тебя.

— Ты развяжешь меня?

— Господин, пока я не смею этого сделать. Скоро придет Неджир-бей, и тогда он меня строго накажет.

— Ты хочешь просить за меня?

— Я не могу взобраться вверх к нему: дорога слишком крута для меня. Но… — Она сделала паузу и задумалась. Затем посмотрела на меня испытующе. — Господин, ты скажешь мне правду?