Геннадий Ананьев - Жизнью смерть поправ (сборник)

– Ловлю на слове… Теперь же включайтесь в игру. У вас на личной ответственности не только подозреваемый в покушении на жизнь, но имеет он «хвост» – замаран в годы борьбы с бандеровцами. В чем его обвиняют, вам не сообщили, только дали знать, что со дня на день прибудет следователь из Москвы, поэтому его содержание – под вашу личную ответственность. Вот официальный приказ губернатора. А вот – конверт с деньгами. Из моего личного фонда. Кормите ветерана прилично.

– Конверт не возьму. Я в состоянии прокормить еще одного человека кроме своей семьи. Жена уже готовит ужин. От вас я заеду за ним.

– Эка – не возьму… Не в куколки мы играем! Да, еще… Из всей пищи, какую станут приносить разносчики, пусть ветеран откладывает чуточку для анализа. Пакетиками обеспечьте. Привозить их лично ко мне с нарочным, как депешу срочную, никого в содержимое депеши не посвящайте. Вопросы?

– Вопросов нет. Все ясно!

В это же самое время в Управлении пограничной службы России, куда приходит корреспонденция от ветеранов и различных организаций, возглавляющий соответствующий отдел подполковник решил посоветоваться со старшим коллегой:

– Не могу определить, что делать с этим письмом… Вроде бы логично переслать в местный военкомат, чтобы разобрались, но что-то удерживает…

Тот неспешно, как это делал всегда, прочитал письмо, затем спросил:

– Знаешь, почему я продолжаю работать? Пенсии моей и жены нам по горло. А я не ухожу на покой…

– Привычка. Родной коллектив. Общение с молодыми добавляет жизненного стимула.

– Нет. Не это главное. Важно иное: не вижу достойной смены. Вот когда ты перестанешь сомневаться, что каждое письмо – крик души, тогда я уйду… Прочитай-ка это еще раз, внимательно, поразмысли, почему письмо подписано только именем. Тогда обсудим, как нам поступить.

Только через четверть часа подполковник поделился своим планом: доложить о письме помощнику руководителя и подождать его решения.

– И все?

– А что еще?

– Здесь – судьба человека, судьба ветерана… Верно, для руководителя – не тот уровень. У него сотни проблем, которые нужно разруливать, но для того ты и поставлен на наш отдел, чтобы внушать руководящим товарищам, что нет ничего главнее судьбы человека! Лично добейся приема. Станешь смело открывать двери в любой кабинет, постепенно приучая к этому всех генералов, тогда я уйду на покой. Устал я. Основательно устал… Кстати, тебе же известно, что меня принимали при любой занятости…

– Убедил.

– Тогда вперед – и горе Годунову!

– Какого решения хотите добиться от меня? – спросил подполковника руководитель.

– Срочных и решительных мер.

– Решение такое, – прочитав проект документа, заговорил руководитель. – Я сейчас же переговорю с руководством следственного отдела, но прежде озадачу начальника нашего местного управления. Пусть лично вмешается в оказание помощи ветерану пограничных войск.

Поднял трубку и, услышав доклад, что происшествий нет, упрекнул:

– А у меня иные сведения. Ветеран, орденоносец испытывает трудности, а вы…

– Я в смысле границы… А по ветерану такие факты: он арестован якобы за покушение на убийство. Еду к губернатору, он ждет меня. Похоже, спелся криминал с муниципальной властью. Будем разбираться.

– И действовать! Срочно и решительно.

– Так точно – действовать!

В это же время Марфа ехала на рейсовом автобусе в город, чтобы прорваться к губернатору. Она уже побывала в муниципальном милицейском участке, куда дежурный не хотел было ее пускать, но она решительно отстранила его, гневно бросив: «Я хочу спросить ваше начальство, как оно оберегает меня и моего любима. Убери руки, не доводи до греха!»

Ответ там она получила исчерпывающий и удручающий своим цинизмом:

– Будешь вякать и хулиганить, сядешь со своим, как ты говоришь, любимом за соучастие. Иди и больше чтобы я тебя не видел и не слышал. О смерти твоего хахаля тебя известят. У него с сердцем не все ладно.

Марфа – к главе муниципальной управы. Тот, похоже, был предупрежден. Принял ее без волокиты. И с наигранным сочувствием объяснил:

– Есть заключение медицинской комиссии, что пострадавшему нанесены серьезные раны, и если бы он не принял надлежащих мер, мог бы быть убит. Ваши доводы – это только слова. Эмоции, так сказать, а заключение медкомиссии и показания пострадавшего – явные доказательства вины задержанного. Вас не арестовали только потому, что я вступился. Больше ничем не могу помочь…

Вот и села Марфа в автобус, отправлявшийся в город. Получилось так, что она подошла к губернаторской резиденции всего на несколько минут позже генеральской машины. Ее впустили без проволочек, только записали паспортные данные. Даже подробно рассказали, как пройти в приемную. Полная надежд шла она теперь по коридору: если губернатор не отгородился цепью охранников, стало быть, не задрал нос выше крыши. Поймет ее и пособит.

Увы, в приемной ее остановила секретарша:

– Вам назначена встреча? В моих записях ваша фамилия не значится. Вам лучше изложить свои вопросы помощнику губернатора. Тем более сам сейчас занят. У него генерал-пограничник.

– Вот к нему у меня тоже есть разговор.

– А есть ли у него такое желание?

– А это не имеет никакого значения, – отрезала Марфа и направилась к двери.

Секретарша оказалась шустрей, бойко простучала каблучками по паркету и встала перед ней.

– Не пущу! Сказано, занят, значит, нельзя.

– Отойди, пигалица! Не доводи до греха! Мне уже терять нечего, космы завитушками вырву!

Марфа и не заметила, что перешла на крик. В кабинете крик тот был услышан, и губернатор встал из-за стола.

– Пойду разберусь, – а открыв дверь, спросил несердито: – Что за шум, а драки нет?

– Дошло бы и до драки! – строго посмотрела на него Марфа. – Не пускает! Видите ли, генерал у вас в гостях. А мне как раз он тоже нужен. Есть и к нему вопрос. И если вы губернатор, то к вам просьба. Только вам могу довериться. Куда ни обращалась прежде, от ворот поворот. Еще и угрозы.

– Заходите, раз есть серьезный разговор.

Что случилось с Марфой в этот миг, объяснить трудно. Обмякла она, слезы застелили глаза, вырвалось рыдание – взахлеб, со стоном. Губернатор подхватил ее, усадил в кресло и сердито приказал секретарше:

– Воды! Полный стакан.

Взяла Марфа дрожащей рукой стакан, выпила жадно, словно провела долгое время в знойной пустыне, и преобразилась. Отерла ладонью слезы и, вставая, упрекнула себя:

– Ишь, нюни распустила… Любимого спасать нужно, а не реветь коровой.

– Заходите. Расскажите, кого и от чего спасать. – Когда же вошли они в кабинет, губернатор заговорил иным тоном: – Я догадался, о ком пойдет речь. Нет, не перебивайте, лучше расскажите обо всем, что наболело.