Геннадий Ананьев - Жизнью смерть поправ (сборник)

– С чего начать? Сейчас, соберусь с мыслью, – малая пауза, и долгий рассказ о том, как восстанавливали колхоз, как потом его отменили, раздав паи. Предполагали, что вот-вот приедут землемеры, поэтому решали, кому где отмерять участки.

– Илье Петровичу, он закоперщик во всех колхозных делах, единодушно постановили у Круглого озера отмерить. Дюжину га. А мне – рядом. Я не последнюю скрипку играла, Илюше старалась помогать, вот люди и уважили. Предлагали Илье Петровичу занять свободный дом, бывшего председателя, он отмахнулся. А свой дом, который немцы сожгли, восстанавливать ему некогда было. Насобирали полусгорелые бревна со всех спаленных фашистами домов, вот он в той домушке и живет. Ну, ладно, со временем переехал бы ко мне, да тут мироед нарисовался, о своем дедушке, тоже мироеде, вспомнил. Предъявил какие-то бумаги, что он наследник, и предложил продать ему паи. Деньги заплатил, кто согласился. Илюша же уперся. Когда, говорит, отмежуют мой пай, тогда и поговорим. Погрозил тогда мироед, что на карачках приползешь ко мне. Отсюда и пошло-поехало… На меня руку поднял управляющий, продажная сволочь, я его ухватом к стенке и пониже пупка лягать стала. Понарошку. Жалеючи. Мужик он видный, а вдарь я ему чуток пониже да со всей силы, что бы от его видности осталось? А он матюгается угрозливо, злобя меня. Терпела. Только могла та терпежка кончиться. Взвыл бы тогда голодным волком, а после заскулил бы кутенком брошенным, да ко времени Илюша прибег, узнавши, что ко мне управляющий, холуй мироеда пожаловал. Увидел, что помощь его не нужна, понял, что веду воспитательную работу, попросил отпустить поганца. Я согласилась при условии, что он поклянется не трогать нас. Поклялся, а вышло, что подлей он подлого… В милицию я – пригрозили, чтобы рот закрыла, а то за соучастие посадят. К главе района, он руки развел. Вот и все. А генерала пограничного хочу спросить: служил когда в пограничниках мой любим, нужен был, а попал в беду, никому не нужен? Отпахал свое, а там – хоть трава не расти?

Молчание воцарилось в кабинете. Генерал долу глаза опустил, не зная, что ответить, губернатор же решал, повести ли с Марфой откровенный разговор или до времени просто обнадежить? Определил в конце концов: не только раскрыть карты, но и привлечь ее в борьбу с лихоимцами. Решил начать предельно откровенный разговор:

– Криминал приговорил Илью Петровича к смерти, но мы все сделали, чтобы обезопасить его. Готовить пищу ему станет жена начальника следственного изолятора.

– Давайте, я стану готовить! Он уже привык к моей стряпне.

– У вас иная роль. Завтра же возвращаетесь в район, губернатор, мол, руками развел. Принять принял, но дал понять, что следователи ему не подвластны. Требуйте, поэтому, реального расследования. Хорошо, если вас арестуют. Не бойтесь, я буду лично следить за вашими «скандальными» действиями.

– Почему завтра? Я готова ехать хоть сейчас.

– Сейчас вас отвезут в уютный домик, где поужинаете и встретите журналистку нашей окружной газеты. Боевитостью она похожа на вас, а то и еще неугомонней. Все-все ей расскажите. Утром – на автобус. Я мог бы выделить машину, но на рейсовом более убедительно.

– Все понятно… А вот к пограничному генералу у меня просьба. Илюшу, как он рассказывал, представляли к третьему ордену Славы, но не дали, обидев сильно его. Та обида – камень на сердце у него. Вернуться бы к тому представлению. Разобраться, верно ли он поступил?

– Беру на заметку.

– Ты, мил человек, не на заметку возьми, а сердцем почувствуй, каково не за понюх табака, виноватить?

– Приму все меры, чтобы восстановить справедливость, если она нарушена.

– Ну, тогда я пошла?

– Вас проводят, – и губернатор поднял трубку.

Удивительно, но и в камере-одиночке Илья Петрович сопоставлял сегодняшнюю напраслину с той, какая случилась в лесу у схрона бандбоевки. Никому о своей обиде не говорил, даже Марфуше, и не представлял, что она все поняла именно потому, что с неохотой говорил он о том единоборстве с бандеровцами…

Все получилось, можно сказать, случайно. Несли они вдвоем с напарником службу дозора и, не встретив ничего подозрительного, возвращались в расположение отряда. Шли, правда, не расслабляясь, потому первыми услышали разговор большой, похоже, группы людей.

– Маскируемся, – приглушенно, к чему приучены пограничники, скомандовал Илья.

Своевременная мера. Буквально под носом у них возвращалась бандбоевка из села, на который совершила набег. На горбу у каждого – мешки, набитые битком, но самое главное – пленницы: трое молоденьких русских девушек. Вступить в бой? Фактор неожиданности даст на какое-то время преимущество, но слишком неравные силы. Погибнут и пленницы. А им жить да жить, им детей рожать.

Младший наряда приложил уже к плечу автомат, но Илья шепнул:

– Пропускаем…

А когда бандеровцы прошли, приказал:

– В отряд с докладом! Я – по следу. Оставлять буду метки. Пока подойдет поддержка, стану действовать по обстановке.

Чем погрешил он, принимая такое решение? Безумно было затевать бой, явный результат которого ясен, хоть к ворожее не ходи.

Илья шел по следу более часа, оставляя метки. Осторожно шел, чтобы не напороться на оставленный для страховки заслон. Опасения его, однако, были зряшными: бандеровцы, довольные налетом (вон какая добыча!), предвкушали еще и утеху, ради которой вели в свое логово пленниц, потому вовсе не думали о возможной погоне. Когда же Илья понял, что они пришли к схрону, он осторожно подкрался поближе. Ельник позволял это сделать скрытно.

Укрытие хорошее, лежи и жди, когда подоспеет подмога, но мысли были иными: как вызволить девушек? И решение пришло почти сразу: отползти назад метров на пять, туда, где высилась развесистая ель, взобраться на нее и оттуда скосить часового. На выстрел отреагируют, высунется кто выяснить, в чем дело, – того тоже на мушку. Еще высунется, еще один отбандитствует…

Так и вышло. После того как остались лежать высылаемые на разведку, повыше поднялась крышка схрона, и длинной очередью защелкали пули по ельнику. Видел Илья стрелявшего, но не спешил с ответом. Ждал. Вот еще один автоматчик присоединился, потом еще один.

«Ну что, голубчики? Упокою вас…»

Двоим достались его меткие пули, третий успел скользнуть вниз.

Обнаружен. Менять, стало быть, нужно срочно позицию. Илья начал было спускаться, но тут из схрона поднялась вначале белая рубашка, правда, не первой свежести, затем возник перед ним бандеровец.

– Я командир подразделения ОУН-УПА. Я готов на переговоры! Ваши условия.

«Неужели он и впрямь считает, что нас несколько?» – подумал Илья и тут увидел, что в его сторону направлен автомат из люка. Скажи он слово, и очередь прошьет его.