Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)

Это могла быть либо уловка потенциального вожака стаи, либо простая неуверенность обезьяны, которая еще не приняла окончательного решения. Поэтому любой жест мог привести к тому, что волосатая тварь в тот же миг бросилась бы на человека, разрывая и кромсая его тело.

Пока этот дикарь описывал вокруг него петли, Тарзан медленно поворачивался лицом к противнику, не отрывая от него взгляда. Он оценил его как молодого самца, который никогда не считал, что ему по силам свергнуть прежнего короля, однако когда-нибудь он бы непременно это сделал. Тарзан видел, что для примата этот зверь великолепно сложен и имел бы рост не меньше семи футов, распрямись он и встань прямо на своих коротких кривых ногах. Но и в таком положении его огромные волосатые лапы доходили бы до самой земли. Его готовые к схватке клыки, длинные и острые, Тарзан теперь видел прямо перед собой. Он заметил у самца и остальных представителей его племени несколько небольших отличий от тех обезьян, среди которых он сам провел детство.

Сперва человек-обезьяна вздрогнул при виде этих косматых чудовищ – ему почудилось, будто он узнает их. Казалось, благодаря какой-то причуде судьбы он опять попал в родное племя, и его душа озарилась надеждой. Но когда он вгляделся в стоящих перед ним обезьян, ему стало ясно, что они принадлежат к другой породе.

Поскольку самец проявлял явную враждебность и, двигаясь порывисто и резко, продолжал ходить вблизи Тарзана, почти так же как псы вертятся вокруг кобеля, забежавшего с чужого двора, человеку-обезьяне пришло в голову выяснить, отличается ли наречие его собственного народа от того, на котором говорит нынешняя стая, а потому он обратился к самцу на языке племени Керчака.

– Кто ты? – спросил он. – И почему грозишь Тарзану, приемышу обезьяны?

Косматый самец посмотрел на него удивленно.

– Я Акут, – последовал ответ на простом, примитивном диалекте, находящемся в самом низу иерархии разговорных языков.

Тарзан тотчас понял, что он полностью схож с наречием племени, в котором прошли первые двадцать лет его жизни.

– Я Акут, – повторил самец. – Молак мертв. Теперь я вожак. Убирайся, или я тебя убью!

– Ты видел, как легко я убил Молака, – ответил Тарзан. – Поэтому я убил бы и тебя, если б собирался стать вожаком. Но Тарзан, приемыш обезьян, совсем не хочет стать вожаком племени Акута. Все, чего он хочет, – это мирно жить в этой стране. Будем друзьями. Тарзан, приемыш обезьян, может помочь тебе, а ты можешь помочь Тарзану, приемышу обезьян.

– Ты не можешь убить Акута, – ответил самец. – Нет никого сильнее Акута. Если б ты не убил Молака, это сделал бы Акут, потому что Акут готов стать вожаком!

В ответ Тарзан бросился на огромного самца, который во время разговора ослабил бдительность.

В мгновение ока человек схватил огромную обезьяну за запястье и, прежде чем та успела с ним сцепиться, вывернулся и вскочил на ее широкую спину.

Соперники упали разом, но замысел Тарзана так хорошо сработал, что, прежде чем они коснулись земли, он применил к Акуту тот же прием, которым сломал шею Молаку.

Человек-обезьяна медленно стал сдавливать мощную шею. Но как в прежние времена Тарзан дал Керчаку возможность покориться и остаться в живых, так и теперь он оставил Акуту, в котором видел будущего могучего союзника, возможность выбора: жить в дружбе с победителем или умереть, как это сделал на его глазах свирепый и доселе непобедимый Молак.

– Ка-года? – шепнул Тарзан лежащей под ним обезьяне.

Это был тот же вопрос, который он некогда, также шепотом, задал Керчаку, и на языке обезьян это означало: «Сдаешься?»

Акут вспомнил треск, после которого могучая шея Молака была окончательно свернута, и содрогнулся.

Однако отдавать власть над племенем ему совсем не хотелось, поэтому он вновь поднатужился, чтобы освободиться, но еще одно мучительное нажатие на шейные позвонки исторгло из агонизирующей обезьяны желанное: «Ка-года!»

Тарзан немного ослабил хватку.

– Ты все равно можешь быть вожаком, Акут, – сказал он. – Тарзан говорит тебе, что не хочет быть вожаком. И если твое право на первенство кто-нибудь оспорит, Тарзан, приемыш обезьян, поможет в твоей битве.

Человек-обезьяна встал, и Акут тоже медленно поднялся на ноги.

Упрямо потряхивая головой и сердито рыча, он заковылял к стае, взглянув сперва на самца, что был покрепче других, потом еще на нескольких, почти таких же, от которых можно было ожидать, что они попробуют оспорить его власть.

Но никто на это не отважился. Вместо этого сородичи расступились с его приближением, а потом потянулись за ним в джунгли, снова оставив Тарзана на берегу одного.

Раны, нанесенные Молаком, мучили человека-обезьяну, но он привык к боли и переносил ее спокойно и мужественно, как водится у диких зверей, которые научили его жить в джунглях не хуже тех, кто для этого рожден.

Тарзан понимал, что в первую очередь ему необходимо раздобыть оружие, которое позволило бы ему обороняться и нападать, потому что встреча со стаей приматов и далекие свирепые голоса Нумы, то есть льва, и Шиты, как называли обезьяны пантеру, служили предупреждением, что его жизнь в джунглях не будет простой и безопасной.

Его ждало возвращение к прежнему существованию, полному постоянных угроз и кровавых схваток, – к миру, где ему придется охотиться самому и где на него станут охотиться другие. Жестокие звери опять станут выслеживать его, как делали это в прошлом, и не будет такого момента, ни днем ни ночью, когда он сможет обойтись без простейшего оружия, которое необходимо смастерить из того, что окажется под рукой.

На берегу Тарзан нашел обломок хрупкой вулканической породы.

Затратив немало усилий, он сумел отколоть от него узкую полоску длиной около двенадцати дюймов и толщиной в четверть дюйма. Один край рядом с кончиком был совсем тонким на протяжении нескольких дюймов. Этот камень уже напоминал нож.

С ним Тарзан отправился в джунгли и ходил там, пока не нашел то, что искал. Поваленное дерево. Ему и раньше доводилось встречать такие, отличающиеся очень твердой древесиной. Он отрезал от него маленькую прямую ветку и заострил на конце.

Затем в лежащем на земле стволе Тарзан сделал маленькое круглое углубление. Туда он положил несколько тщательно измельченных крупинок сухой коры, вставил в него острый конец палочки и, сидя верхом на стволе дерева, начал быстро вертеть ее ладонями.

Спустя некоторое время над импровизированным трутом поднялась тонкая струйка дыма, а через несколько секунд появилось и пламя.

Подкладывая в костерок сперва тонкие ветки, а затем потолще, Тарзан вскоре развел довольно сильный огонь во все увеличивающемся дупле засохшего дерева.