Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Вот еще. Хорошо, подежурю. Давай, быстрее.

Только пристроился, донесся кашель и стал удаляться. Я успел присесть над агрегатом, опустив полы рубахи до пола и стянув перед собой. В уборную влетела скромненькая незаметная ученица по имени Феодора. Худенькая тихоня с цепким взором, она обладала самыми сильными ногами в потоке: в беге ей равных не было. Больше ничем не выделялась и, как понимаю, не особенно хотела.

Ошарашено глянув, Феодора удалилась. В успешной маскировке я был уверен. Значит, не любит компании в таком ответственном деле. Не то, что некоторые, которые все остальные.

Томы уже не было. Пройдя пять шагов, обнаружил Феодору, застывшую у окошка с отсутствующим лицом. Даже забыла, зачем пришла.

— Проблемы? — дружески поинтересовался я.

Ее лицу вернулась осмысленность. Взгляд поднялся из неведомых глубин. В нем плескалась боль.

— Плохие известия из дома. Отец Касьян сообщил, что отца Гордея убили.

В моей голове щелкнуло.

— У тебя как фамилия?

— Фамильное имя? Евпраксина. Пишут, что отец Гордей покаран за нарушение закона. Не верю. Не мог он. Просто не мог. Не такой человек. Найду того, кто его довел… с живого кожу сдеру.

Вспомнив, где стоит, она кивком поблагодарила за сочувствие и ушла в уборную.

Меня передернуло. Вот как могут аукнуться наши благие намерения и не продуманные на сто лет вперед поступки.

Было еще светло, но учеников почему-то оставили в покое. Дали задание на завтра: сочинить историю о борьбе добра и зла. Сказку, миф, притчу. Чего, а этого добра у меня навалом. Не стал даже заморачиваться.

Ух, впервые — свободны. Не так, чтоб совсем, нас попросили оставаться в комнатах до приглашения. Куда-то. Опять тайны.

Накопившаяся усталость, непривычные нагрузки, новые впечатления и ощущения… Я провалился в тягучую дрему. Зарина, как потом выяснилось, умчалась к сестре, поболтать и узнать, в чем дело.

Время шло, мне снились безмятежные сны. Вдруг заштормило. Тормошила Зарина:

— Наша очередь! А она говорит, что пойдет с тобой!

Вскочив и бездумно совершив несколько разновекторных шагов, мой организм снова рухнул на лежак.

— Куда очередь? Кто говорит?

— Она. — Зарина с обидой указала на привалившуюся к косяку Тому. — Сегодня купальный день. Покомнатно. Наша очередь.

Ее ручки попытались поднять меня с постели. Тома кисло выдавила:

— Зарина, иди с Кариной. Так надо.

— А. Ага. Да, — согласился я.

Всем видом выказывая недовольство, Зарина вышла.

— Прости. — Тома присела на край моего лежака. Ее пальцы нервно забарабанили. — Я подумала…

До меня дошло.

— Спасибо. Это была бы катастрофа.

Глядя в противоположную стенку, Тома кивком приняла благодарность. Мы так и сидели, не шелохнувшись и не вымолвив ни слова, когда нас позвали.

Стараясь не смотреть друг на друга, проследовали в помывочную. На входе одна из школьных женщин, чье назначение так и не было нами определено, выдала льняные полотенца и по кусочку самоварного мыла. Может, завхоз?

— Неужели нельзя мыться по необходимости, а не по команде? — хмуро пробурчал я.

— Мойся когда хочешь, — прошептала Тома. — Но воду греют раз в неделю. И тогда будь добр, отмывайся по-настоящему, независимо от желания.

И вот мы у бочек со специально подогретой водой.

— Ты — туда, — указала мне Тома на правую стену, поворачиваясь налево.

Я понял. Уставившись в эту стену, скинул вещи, залез в огромную бадью, вымылся, вытерся и вновь оделся — ни разу не обернувшись.

Девушка еще плескалась.

— Потрешь спину? — нежданно вдарило по мозгам.

— Конечно, — после невозможной паузы все же вылезло из меня.

Пришлось обернуться. Тома сжалась в воде, выставив лишь необходимый фронт работ.

— Прости, — сказала жалобно, — нет двуручных мочалок. Я так привыкла…

Собственно, мочалок не было никаких. Что ж. Мои руки мыльно потерли, потом поскребли, снова потерли, а затем пригладили теплой водичкой нежную кожу.

— Спасибо.

На языке сидело гадкое «Обращайтесь» и еще более противное «В карман не положишь».

— Не за что, — выдавил я и вышел.

Надувшаяся воздушным шариком соседочка, увидев меня, состроила уничтожающую рожицу. Губки поджались. Тело обидчиво отвернулось, выставив не менее обиженную кривляющуюся попку. Дескать, вот тебе, а не общение с замечательным человеком.

Прекрасно, можно раздеться и лечь без напряга. Спокойной всем ночи.

Проснулся по естественной причине. За окном — тьма. Руки впрыгнули в рукава, ноги в штанины. Босые ноги пошлепали в коридор. Дошел до уборной. Никого. И вдруг:

— Учебная тревога! Форма боевая! Все на стену!

Из комнат начали вываливаться ученицы, на ходу прилаживая латы и влезая в сапожки. Только мы с Томой неприкаянно застыли в коридоре, озираясь и прося какого-нибудь совета.

Появившийся дядя Люсик передал командование Дарьиной войнице, что в походе пристала к отряду на привале. Нас привел на склад.

— Выбирайте и надевайте. И мечи.

Если б все было так просто. Я принялся хватать то одно, то другое, радуясь оружию как ребенок. Тома смущенно оглядывала полки, взгляд вообще ни за что не цеплялся. Папринций покачал головой.

— Не разбираетесь?

Ответ прочитался на лицах.

Началось обучение элементарному — с точки зрения жителя, не привыкшего в плане безопасности полагаться на полицию.

— Бери на размер больше.

Я возмутился, потопав выбранными сапогами:

— Эти в самый раз!

— На портянки не налезут.

Так познакомился с портянками. Все оказалось просто: нога ставилась наискось ближе к одному концу прямоугольного лоскута. Через верх стопы он загибался под нее, остальное обматывалось навстречу, затем через пятку, вокруг лодыжки и закреплялось на голени. Просто и надежно как карандаш, только портянка.

Дядя Люсик поправил развалившийся комок на Томиной ноге:

— Не кривись. Гениальность этой вещи потом оценишь. Затягивай крепче. Но если любишь мозоли — и так сойдет.

Поверх сапог ремнями закрепили бронзовые поножи, которые я назвал бы наколенниками или даже наголенниками. Руки взялись примеривать прошитую пухлыми ромбами стеганку. Удобная штука под доспехи для амортизации ударов и от натирания. Если надо, сама станет доспехом: рубленые удары вязнут, стрелы застревают в нескольких слоях материи, набитых паклей и конским волосом.

Папринций остановил.

— Для униформы не используем. Бери доспех на готовой подбивке, чтоб одевался просто поверх рубахи.

Если не изменяет память, такая штука называется калантарь. Или бахтерец. Еще бывает какой-то тегиляй, а также байдана, юшман… От такого и язык сломается, и мозги. Указанный доспех выглядел как безрукавка из двух частей, передней и задней. Наползали друг на друга ряды бронзовых пластин. От пояса вниз — пластинчатая юбка почти до колен. Дядя Люсик помог с застежками на правом боку.