Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Я поняла, — сделала вывод сестрисса. — Вы согрешили. В большом или малом — каждая пусть решит сама. Я гость в школе и не буду принимать решения. Чапа, на тебе был грех, но ты исправилась, встав на сторону справедливости, и не понесешь наказания. Аглая, Варвара и все остальные! Берите пример с Чапы. Не у всех хватило сил. Не всем достало благоразумия. Кто-то испугался справедливого наказания, кто-то — несправедливой возможной мести соучениц. Но мы только что говорили о неправедности мести. «Не враждуй на сестру свою в сердце своем, и обличи ближнюю свою, и не понесешь греха. Не мсти и не имей злобы на ближних своих. Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их — и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить».

Обведя грозным взором притихших учениц, не смевших ни вздохнуть, ни пошевелиться, сестрисса произнесла:

— Аглая и Варвара, после ужина доложите о содеянном цариссе Дарье.

— Но… — попыталась оспорить Аглая.

У Варвары просто навернулись слезы.

— Вопрос закрыт. Кстати, о цариссе. — Глаза Аркадии остановились на Карине. — Слышала, ты просила руки достойного войника, и тебе не отказали?

— Да, ваше преосвященство. — Карина склонила голову как можно ниже.

Вокруг снова зашушукались.

— Родословная войника Никандра извилиста, как тропа в лесу, — замысловато произнесла Аркадия.

Тревожный шепот вполз в уши противным тараканом. Карина не смела поднять глаз.

На заднем плане плотники закончили с объемной конструкцией и громко грузились на телеги. Сквозь шум пробился голос сестриссы:

— Мать объявленного невестора Никандра — войница Фекла Прасковьина, двоюродная сестра царевича Феофана Варфоломеина, твоего четверодителя.

Шепот уже не скрывался, доносились и распознавались не только отдельные слова, но целые фразы. Не в пользу Карининого брака.

Аркадия сообщила:

— При определении степени родства в основу закладывается худший допуск. Карина Варфоломеина, дитя Феофана, Ерофея и Алексия Варфоломеиных, законом признается троюродной сестрой своему избраннику.

— Брак невозможен?! — в отчаянии воскликнула Карина.

Сестрисса покачала головой:

— Возможен…

Карина просияла.

— …с ограничениями.

Теперь заволновались все девочки. Лица превратились в одни сплошные уши.

На Карину было жалко смотреть. Сестрисса Аркадия смилостивилась, глянула успокаивающе. Улыбка тронула губы и морщинки вокруг глаз. Голос возвысился, чтобы слышали все:

— От имени сестричества, данной мне властью, говорю. Задуманный брак между Кариной Варфоломеиной и Никандром Дарьиным, в отрочестве Прасковьиным, троюродным родственником сватающейся, разрешен со следующим ограничением. Войник Никандр может быть взят в мужья исключительно вторым или третьим, после того, как сватающаяся родит наследницу от другого мужа. Закон крови будет соблюден. И да будет так.

Закушенная губа Карины кровоточила. Безумный взор бессмысленно перебегал с одного лица на другое. Лица отворачивались.

— Но это… сколько зим? — вымолвила она.

Почтенно поднявшись, Сестрисса приблизилась к ней. Положила ладонь на макушку.

— Не унывай, девочка, годы летят, как облака: легкие, невесомые, незаметные. Все образуется. Если чувства серьезны, время не будет помехой. Если нет — все к лучшему.

— Но у меня нет времени! — наполнились влагой глаза Карины.

Мне в голову прилетело, осторожно постучавшись: а ведь ситуация изменилась. Милославы больше нет, Лисавета ранена. Не ровен час, очередность наследования сделает Карину следующей цариссой. В данном раскладе Никандром не пахнет.

— Мне уже сейчас нужно делать выбор, решать, с кем я! — откровенно сорвалась в плач казавшаяся непробиваемой девушка, — с какой семьей!

Странно было видеть ее в слезах. Думал, такое невозможно. Насколько же не знаю людей.

Аркадия нахмурилась:

— Негоже о таком вслух. Приходи вечером. Изольешь душу.

— С ужина я на дежурстве, — упал голос Карины.

— Приходи завтра, — ласково успокоила Аркадия. — А чтоб телесные желания не перевешивали чаяния души — сестырь всегда ждет тебя. Его двери открыты для всех нуждающихся в утешении. Как и двери любого храма. Советую совершить паломничество. Если хочешь, поговорю с цариссой Дарьей, чтоб тебя отпустили.

— Хочу, — кивнула Карина, не поднимая лица, которое пошло пятнами.

Аглая встряла:

— Разве Карина созрела для утешения?

— Она в беде, — объяснила сестрисса для всех. — Неправильный выбор, совершенный под влиянием неправильных мыслей, несет горе человеку и страдания окружающим.

Ее взгляд скакнул на почти закатившееся светило.

— Напоследок расскажу притчу. Однажды войница Хрисанфия, оставшись одна, спасалась от волков. Убегая, сорвалась с утеса. Покатившись по крутому склону, уцепилась за корягу посередине. Волки окружили ее сверху и снизу. Стали ждать, когда силы иссякнут, и она сорвется. На отвесном склоне одиноко росла ягодка земляники. И Хрисанфия съела самую вкусную земляничку в своей жизни. Занятие окончено.

Сестрисса развернулась и пошла к царисскому сектору. Клара не выдержала, крикнула вдогонку:

— Хрисанфия осталась жива?

Не оборачиваясь, сестрисса пожала плечами.

Карину отправили на стену, даже не дав поужинать. Остальные привычно скребли ложками, тихо переговариваясь за столами. Кого-то интересовала скорбная судьба Карины, кого-то — неведомой Хрисанфии.

— Конечно, жива, иначе кто поведал бы эту историю? — глубокомысленно гудела мелюзга.

— Как же она спаслась?

— Наверное, спасли…

— Перебила волков!

— А зачем сестрисса рассказала это нам? Что хотела сказать?

Умолкли.

После ужина в полной темноте Зарина понесла тарелку сестре. Я вернулся к себе и первым делом придвинул лежак ко второму. Затем разделся и на всякий случай смачно потянулся, стоя спиной в проеме окна и стараясь все время двигаться, чтоб не стать целью для очередной провокации. Затем сделал шаг к отсутствующему лежаку — все видели, кто хотел? — и типа лег туда. Переполз на настоящий лежак. Только собрался разматывать пращу, как дверь со страшным стуком-грохотом отлетела. Ворвалась разъяренная Карина:

— Это правда?

Нависшая надо мной бешеная фурия была в доспехах и вооружена. Я, во-первых, лежал, во-вторых — раздетый.

— Вставай, сволочь занебесная, оборотень в ангельской шкуре!

Не владеющая собой, с подрагивающим мечом в руке, Карина придвинулась вплотную. Кое-как выскочив из-под нависшего тела, я попятился к окну. Крестец уперся в подоконник. Дальше некуда. Как говорится, велика Москва, а отступать некуда, со всех сторон — Россия.

— Простыню! — взорвала временную тишину раскатистая команда.