Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

Кричать не хотелось.

Из «мебели» только глиняная посудина для вдруг приспичит. В карцере можно стоять, сидеть на полу и лежать на полу в позе скукожившегося эмбриона. Холодно и промозгло. Вот и узнал, что такое карцер, как однажды возмечталось.

Зубы стучали вовсю, когда крышка открылась. Спустилась веревочная лестница.

— Вылазь.

Трудно сказать, сколько прошло времени. В подземелье оно течет по-другому. К тому же, я сумел поспать, проснувшись от холода и затекших членов.

Едва голова оказалась в пределах досягаемости, на нее вновь накинули мешок. Не хотят выдавать ученицам местонахождение карцера. Чтоб даже мыслей не возникло кого-то освобождать. Мне такое во сне не привидится, а кто-то может: из дружбы, из неправильно понятой справедливости или согласно клятве Тайного круга, в которой обязались помогать друг другу невзирая. Тихий скрип ознаменовал закрытие двери помещения, где прячут преступников. Надо запомнить звук. Если по очереди открыть-закрыть все двери в половине цариссы, то…

О чем я думаю. О защите нужно думать. Доводы подбирать. Вспоминать возможных свидетелей. Но мозг заклинило. Вероломство Аглаи выбило меня из колеи и умножило на ноль. Все знают, что умножать на ноль нельзя. А оно умножило.

Некоторое время меня вели по коридору. Ритм движения был дерганый, тоже для сбивки навигации. Куда-то пришли.

— Ангел Чапа, — услышал я голос Дарьи. — Свидетельства очевидцев показали твою невиновность. Мало того, ты не только защищалась, но сумела поймать преступницу. Папринций рассказал, что покушение было не первым. Зарина, замещавшая на крыше отлучившуюся сестру, видела, как ты гналась за неизвестным стрелком. Стража на воротах, а также войники Варфоломеи и Евстигнеи, выскочившие на шум, подтвердили, что гнук в твоих руках на момент погони отсутствовал. Под тяжестью доказательств Аглая созналась во всем. Особенно после намека перейти к имеющимся способам для особо упорных. Но в одном она стояла крепко. Что именно ты убила волков, стреляя из гнука. Странно, зачем ей брать на себя однозначно караемое смертью «не восставай на жизнь ближней своей» и отрицать мелочь, годную сойти за самозащиту? — Громкость цариссиного голоса снизилась до шепота, потекшего прямо в ухо. — Разрядница? На секцию ходила?

Я дернулся. Послышалась усмешка Дарьи, голос вновь взорвал пространство:

— Все обвинения сняты, ты свободна. Остался один вопрос.

Снова шепот в ухо, не слышимый остальными, кто бы здесь ни был:

— О чем Карина приходила говорить с тобой? Чем это столь важно, чтобы повторно нарушить дисциплину и оставить пост на другого человека? Отвечай тихо.

— Вы много знаете о мире ангелов, — по ее просьбе вымолвил я едва слышно. — Карина не исключение, ей тоже хотелось знать.

— Она спрашивала про социальное устройство мира, про религию, про оружие?..

Я помотал головой.

— Такие темы и рядом не лежали. Карину волновало одно: про отношения до свадьбы со своим жени… невестором.

Придумал на ходу. Но ледяная изморось страха прокатилась по лбу и затылку. Что, если и здесь найдутся свидетели-доброжелатели с чуткими ушами-локаторами и всевидящими глазами-провокаторами? «Обличи ближнюю свою и не понесешь греха».

— Карина жила с Томой. Почему с таким вопросом обратилась к тебе?

Резонно. Думай, Софочка, ядрить тебя в коромысло. Так, что-то проклюнулось:

— Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова, — процитировал я по памяти. — Тома законопослушна.

— А ты? — ударило холодом.

— А у меня репутация человека, который в случае вожжи под хвост и шашни подруг закладывает, и на преемницу Верховной царицы бочку катит. Без царя в голове. Карина хотела меня взять на слабо.

— Взяла?

— Пыталась.

Разговаривать с мешком на голове не есть удобно и приятно. А что делать. Опустив руки по швам, я покорно удовлетворял жгучий интерес весьма информированной цариссы.

— Хочешь сказать, у нее не получилось?

— Хочу сказать, она не успела. Если б вывела из себя, не знаю, что бы я ей наговориллла. Но произошло то, что произошло.

Звук шагов переместился в сторону. Раздалось громко и властно:

— Благодарю воспитанницу школы Василису, прозываемую ангелом Чапой, за отвагу и истинное законопослушание. Невзирая на опасность, она не дрогнула во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется — всегда и всеми, наперекор всему.

— Алле хвала! — прогремело на несколько голосов так, что я утвердился в мысли: нахожусь в небольшом закрытом помещении.

— И да воздастся справедливым, — закончила Дарья, оставив в непонятках, кого имеет в виду: меня, поймавшего преступника, или себя, с честью разобравшуюся в запутанном деле и не казнившую невиновного.

Ее следующие слова были обращены ко мне:

— И последнее, Чапа. Думаю, следует упомянуть, что за слушание ангелов карают не только слушавшего. Сделай вывод. А сейчас тебя доставят в твою комнату. Отсыпайся.

Кто-то взял меня под руки. Повели. Я пытался считать шаги, что было бессмысленно: скорее всего, для разговора меня приводили в приемную Дарьи. Или в ее спальню, вход в которую вел через приемную. Просто так не попадешь.

По коридору шли странно далеко. В какой-то момент развернулись обратно. Конвоиры поняли мои нелепые потуги на шерлокхолмство. Потом снова развернули. Через несколько шагов мешок был сорван. Перед глазами — дверь в мою комнату, по бокам — два полуприсевших бойника, протянувших мне небольшой нож и быстро ретировавшихся.

Нож Аглаи. Его выхватили у меня из-за пояса при задержании. Теперь он мой. Личное имущество выросло в два раза. У меня два ножа: большой и красивый Гордеевский в ножнах и незаметный Аглаин. Я крут. У Томы вообще ничего, как у всех учениц. При случае подарю один ей. И кто бы сомневался, какой именно.

За окном светало. Нехило меня продержали в карцере. Восторженный взвизг двери, дождавшейся хозяина, разбудил Зарину. Закутавшись простыней, она метнулась к моему лежаку, вытащила из-под подушки Гордеевский нож и протянула:

— Отрежь мне язык!

Глаза-тарелки — оказалось заразно. Представив, как выгляжу со стороны, я расслабил лицо. Постарался взять себя в руки.

— Отрежь! — Девушка требовательно вложила рукоятку в мою ладонь. — Сначала из-за языка я потеряла сестру, потом чуть не потеряла тебя.

— Проблема чуть выше, — легонько постучав по виску, я постарался обратить все в шутку.

Нож отправился в ножны и обратно под подушку. Взгляд упал на лежак: тот снова находился в своем углу. Зарина отметила заминку.

— Успела отодвинуть до того, как пришли, — прыгнув смущенными глазками вниз, пояснила она. — Карина умерла сразу. Ее унесли. Кровь затерли. Меня долго расспрашивали. На этот раз я молчала. Кровь Карины еще не высохла. Не смогла я сказать им правду!