Уилбур Смит - Птица не упадет

Поза ее потеряла театральность, Буря взялась за работу: часто наклоняла голову к палитре, чтобы оценить качество смеси, в медленном ритуале переходила к холсту, как храмовая служительница, приносящая жертву, и была так поглощена своим занятием, что когда услышала слабый шум мотоцикла Марка, этот звук не проник в кокон сосредоточенности, которым она окружила себя.

Хотя первоначально она пришла сюда именно для того, чтобы подстеречь Марка, он чуть не проехал мимо, прежде чем она осознала его присутствие и остановилась, держа кисть высоко в одной руке, освещенная золотым предзакатным солнцем — картина гораздо более поразительная, чем та, которую она создавала.

В пятистах футах ниже того места, где она стояла, змеей вилась пыльная полоса дороги, делая первый поворот в серпантине, ведущем на откос, и когда Марк оказался на повороте, он, разумеется, увидел маленькую изящную фигуру на склоне.

Над откосом висели облака, но солнце находило в них прорехи, и один из таких лучей упал на Бурю. Буря стояла совершенно неподвижно, глядя вниз, на Марка, никак не показывая, что увидела или узнала его.

Он остановил большую машину на краю дороги и сел боком, сдвинув очки на лоб.

Буря по-прежнему не шевелилась. Они смотрели друг на друга.

Наконец Марк сделал такое движение, будто собирался снова завести мотор, и Бурю охватило отчаяние, которое, впрочем, не отразилось ни на ее лице, ни в движениях тела.

Она напрягла волю, сознательно стараясь мысленно связаться с Марком, и он остановился и снова посмотрел на нее. «Иди сюда», заставляла она, и нетерпеливым, почти вызывающим жестом он снял очки с головы и перчатки с рук — и Буря тут же невозмутимо обратилась к картине, на ее слегка приоткрытых губах играла легкая улыбка. Она не смотрела, как он поднимается по желтой траве высотой по колено.

Она услышала позади его дыхание и почувствовала его запах. У него был особый запах, который она научилась узнавать — как у щенка-сосунка или у кожаной мебели, на которую только что навели глянец. Ей стало жарко от этого запаха и чуть перехватило дыхание.

— Как красиво, — сказал он, и его голос был подобен легкому прикосновению пальцев к ее шее. Она почувствовала, как волоски на шее встают дыбом, поток крови прихлынул к бедрам и к соскам; соски превратились в маленькие твердые камешки. Они заныли, но это была не боль, а что-то гораздо более сильное. Ей захотелось, чтобы он притронулся к ним, и при этой мысли она почувствовала, как задрожали ноги и напряглись мышцы между ног.

— На самом деле прекрасно, — снова сказал он, теперь так близко, что она почувствовала, как его дыхание колеблет волосы у нее на шее, и новая волна дрожи пробежала по ее спине; на этот раз словно коготь разрывал ей плоть, и она сжала ягодицы, чтобы подавить это ощущение, как будто сидела верхом на непокорной лошади.

Посмотрела на картину и поняла, что он прав.

Прекрасна, хотя и не закончена. Буря всю ее видела мысленно, и картина была правильна и прекрасна, но сейчас Буре нужны были только прикосновения его рук.

Картина словно обострила ее чувства, раскрыла какую-то запретную дверь, и теперь его прикосновения хотелось до физической боли.

Она обернулась — Марк стоял совсем рядом и был такой высокий, что у нее снова перехватило дыхание. Она посмотрела ему в лицо. «Дотронься до меня», — мысленно приказывала она, но его руки висели вдоль тела, и она не могла понять выражения его глаз.

Она не вытерпела и медленно, сладострастно шевельнула бедрами. Что-то горело и таяло внизу ее живота.

«Коснись меня», — молча пыталась она заставить Марка выполнить ее желание. «Прикоснись к тому месту, где так жжет». Но он не услышал ее, не отзывался на ее безмолвные просьбы, и Буря вдруг рассердилась.

Ей хотелось наброситься на него, ударить по серьезному красивому лицу, она мысленно представила себе, как срывает с него рубашку и вонзает ногти в гладкие мышцы груди. Она посмотрела на расстегнутый и распахнутый ворот, на выбивающиеся черные волосы: кожа маслянисто блестела, солнце делало ее теплой и золотисто-коричневой.

Гнев ее разгорался и нашел себе точку приложения. Марк разбудил в ней поток переживаний и чувств, которых она не понимала и не контролировала, вызвал головокружительные волны физического возбуждения, и ей хотелось наказать его за это, заставить страдать, чтобы желания мучили его так же, как ее; ей одновременно хотелось и снести эту великолепную гордую голову, и прижать ее к груди, как мать прижимает ребенка, хотелось ласкать его и любить, но и рвать на части, причинять боль. Она была в смятении, у нее кружилась голова, она испытывала смущение и гнев, но сильнее всего было физическое возбуждение, которое делало ее легкой, как птица, и быстрой, и полной жизни.

— Я думала, ты прыгаешь на своей толстой шлюшке, — почти крикнула Буря.

В его глазах отразились боль и потрясение, ей это понравилось, она почувствовала торжество, но и боль раскаяния; захотелось упасть к его ногам и просить прощения или впиться в него ногтями и оставить кровавые полосы на загорелом любимом лице.

— Было бы дивом, если бы провидение, давшее тебе красоту и талант, сделало бы тебя хорошим человеком, — негромко, почти печально сказал он. — А не злобным испорченным отродьем.

Она ахнула. Оскорбление дало ей право вконец потерять контроль над собой.

Она отпустила поводья и вволю использовала кнут и шпоры.

— Свинья!

И набросилась на Марка с намерением вцепиться в глаза, зная, что он для нее слишком силен и проворен, но заставляя его обороняться, заставляя схватить ее, а когда он схватил ее обеими руками, ударила его всем телом, заставив отступить на шаг, и увидела на его лице удивление. Он не ожидал от нее такого.

Буря набросилась на него. Ее тело было закалено физическими упражнениями на корте и в седле, она лишила Марка равновесия, и когда он перенес свой вес с одной ноги на другую, зацепила его ногу своей и бросила всю тяжесть своего тела в противоположном направлении.

Они упали, покатились вниз по траве, и Марк выпустил ее руки, пытаясь остановить падение и смягчить для нее удар. Буря мгновенно вцепилась в него обеими руками и вонзила ногти в шею. Он неопределенно хмыкнул, и она увидела в его глазах первые проблески гнева. Это обрадовало ее, и, когда Марк снова перехватил ее запястья, она повернулась и укусила его за жесткое предплечье. Достаточно сильно, чтобы порвать кожу и оставить двойной полумесяц, след своих маленьких зубов.

Он ахнул, злясь все сильнее, перевернул ее, придавил всем телом, удерживая ее руки. Буря изогнулась под ним, ее платье задралось до пояса, одной ногой она ударила Марка в пах — недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы он осознал свое физическое возбуждение.