Александр Ирвин - Осколки нефрита

Джейн знала только, что папа едет в Филадельфию. Но если он не найдет негра там, то может поехать за ним куда угодно. Он может никогда больше не вернуться в Нью-Йорк. От этой мысли у Джейн разболелся живот, и снова захотелось плакать. Она изо всех сил сосредоточилась, вспоминая висящую на стене берлоги карту. Вот здесь Нью-Йорк, а там Филадельфия. Пароход будет плыть сначала через Килл-Ван-Кулл и Артур-Килл по каналу через Нью-Джерси, а потом вниз по реке Делавэр до Филадельфии.

Представляя, как папа медленно передвигается по карте, Джейн успокоилась. Нельзя знать наверняка, что он вернется в Нью-Йорк, зато можно поехать за ним куда угодно. Она должна за ним поехать. Папа назвал ее по имени. В глубине души он наверняка знает, что она его дочь. Однако если она за ним не поедет, то может никогда не услышать, как папа скажет это вслух.

Нужно, чтобы кто-то прочитал для нее записку. Кто из знакомых умеет читать? Элмер — но он аж на Бродвее, возле церкви Святой Троицы, и нет времени идти в такую даль. Прохожим доверять нельзя — они могут запросто отобрать у нее записку и позвать полицейского.

Джейн отошла от пассажирских пароходов и двинулась через Бэттери-парк на север, к грузовым причалам. Папин пароход отправляется через десять минут, а вокруг нет никого знакомого, кому можно доверять.

— Твою мать! — выругалась она, привлекая неодобрительные взгляды прохожих. Где-то рядом должен быть Генри. Он всегда работает на паромах и грузовых пароходах — продает сигары и выкрикивает зловещие предупреждения о качестве табака на пароходах. Хотя его могли и прогнать — если кто-то из офицеров услышал.

Да нет, вон он сидит, укрывшись за бочонками с виски и покуривая свой товар. Джейн вдруг осознала, где находится, и ей пришлось глубоко вдохнуть, прежде чем она смогла двинуться с места. Всего в сотне ярдов к северу расположен причал, куда вытащили Малыша Бри и всех остальных — бледных и закоченевших в воде.

«Ради папы», — подумала она.

— Генри! — закричала Джейн, торопливо приближаясь к нему. — Ты читать умеешь?

— Ага, монахини заставляли, — ответил он. — Сигару?

Джейн взяла одну из протянутой коробки и спрятала во внутренний карман.

— Генри, окажи мне услугу. Я тебе доллар дам.

— Чтобы прочитать? Да за доллар я на любом языке могу.

— Не смейся, это важно. Это для моего отца.

В его глазах промелькнула тень недоверия, но он сказал только:

— Давай сюда.

Генри взял из ее рук записку и прищурился, попыхивая сигарой.

— Ну и что тут написано?

— Сейчас прочитаю, — сказал он, не выпуская сигару изо рта. — «Мистер Беннетт, я уехал в Филадельфию по следу ацтекской мумии. Не уверен, куда это заведет, но мне кажется, в Луисвилл. Напишу как можно скорее. Арчи». — Генри озадаченно посмотрел на Джейн: — Какая еще ацтекская мумия?

— Не знаю, — ответила Джейн, отчаянно шевеля мозгами. Луисвилл. Это же вниз по реке Огайо, почти возле Сент-Луиса. Однажды ей пришлось там побывать: она ехала в фургоне Стина, прикованная цепью за ногу. Джейн испугалась при мысли, что придется одной путешествовать так далеко, но ведь это же ради папы, и она сделает все на свете, лишь бы он назвал ее по имени.

Джейн протянула Генри смятую долларовую бумажку и отдернула руку, когда он хотел взять деньги.

— Тебе придется еще кое-что сделать, — сказала она.

— Что? Я же прочитал. Ты ведь этого хотела.

Джейн не обратила внимания на его протесты.

— Отнеси записку мистеру Беннетту в «Геральд». Ты же знаешь, где это?

— Знаю, на Фултон-стрит, — насупился Генри. Сигара потухла.

— Отнесешь? — Она снова протянула доллар, и он выхватил бумажку из ее пальцев.

— Отнесу. Все равно сегодня ничего не продал.

— Генри, дай мне честное слово. Это очень важно.

— Я ж сказал, что отнесу!

— Дай слово!

Он встал и бросил промокший окурок.

— Ладно, обещаю. А теперь вали, ясно? Я занят.

— Спасибо, Генри! — крикнула Джейн уже на бегу, возвращаясь в парк.

Джейн вернулась к причалу и смотрела, как последние пассажиры поднимаются по скользким сходням и ныряют в кабину или проталкиваются поближе к паровому котлу на подветренной стороне парохода. Папы видно не было: наверное, он заплатил за место в кабине, чтобы укрыться от дождя.

Джейн ждала до последнего момента: когда матрос приготовился отдать швартовы, она с рыданиями выскочила из толпы и закричала:

— Пожалуйста, сэр! Подождите! Прошу вас!

Матрос, долговязый подросток лет пятнадцати, казавшийся толще из-за нескольких слоев одежды, остановился, когда она подбежала к самому краю причала и умоляюще посмотрела на него.

— Сэр, пожалуйста, мой отец в Филадельфии, а мама… — Джейн намеренно всхлипнула, делая вид, что сдерживает слезы. — Мама слишком больна и не может поехать, мне нужно рассказать про нее папе. Прошу вас, сэр, — повторила она, вытаскивая из кармана пригоршню медяков. — Это все, что у меня есть, но мама так больна…

Джейн стояла молча, не пытаясь сдержать слезы, которые текли по щекам и смешивались с бьющим в лицо дождем.

Юнец нервно оглянулся в нерешительности.

— Прошу вас, — снова сказала Джейн. Теперь слезы полились по-настоящему.

Пароход засвистел. «Господи, лишь бы он согласился!» — взмолилась Джейн в отчаянной надежде.

Матрос наклонился, схватил ее за руку и перетащил через борт.

— Найди норку, кроха, и сиди там, — сказал он. — Если попадешься на глаза капитану, то я сам тебя за борт выкину, чтобы доказать, что я здесь ни при чем.

Парнишка отдал швартовы и скрылся внизу.

Джейн пробралась на корму и залезла под брезент, прикрывавший груду багажа. Пароход отошел от пристани и закачался на волнах. Приподняв уголок брезента, Джейн смотрела, как порт постепенно исчезает в пелене дождя. Ей было страшновато — но ведь папа тоже плывет на этом пароходе! Шрамы чесались, было ужасно холодно, но Джейн переполняла гордость: она сумела помочь папе. И снова ему поможет, если подвернется случай.

На рассвете Райли Стин остановился на полустанке к югу от Филадельфии. После ночного путешествия в грозу одна из лошадей захромала, а другая задыхалась, не реагируя ни на хлыст, ни на проклятия. Стин купил свежих лошадей, не теряя времени на разговоры и заплатив бешеные деньги за кляч, которых наверняка придется заменить, едва доехав до Балтимора. Однако лошади не имели значения, и деньги тоже не имели значения. Гораздо важнее добраться до Луисвилла вовремя и перехватить чакмооля.

Вчера утром чакмооль уехал из Нью-Йорка — в этом Стин был уверен. Муравьи, которые наводнили его кабинет с той самой ночи, когда мумия ожила, вдруг замерли на мгновение ровно без трех минут одиннадцать. Когда они снова зашевелились, то бессмысленно ползали где попало — значит, чакмооль покинул остров. Стин послал весточку Ройсу, сообщив, что через час уезжает в Луисвилл, и велел следить за Прескоттом, чтобы поймать девчонку. Если она в самом деле последует за отцом, как предсказала Люпита.