Януш Красинский - Сын Валленрода

Усталость от напряжения взяла свое. Станислав не мог потом вспомнить, в какой момент уснул. Его разбудили отдаленная стрельба и крик дежурного офицера: «Alle aufstehen! Alarm!» [17] Подъем! Тревога! (нем.) . Он торопливо вскочил. Еще не придя в себя после сна, в спешке натягивал мундир. Его охватило волнение. Все конвоиры повскакивали с коек, не понимая, что происходит. Вместе со всеми он выскочил в коридор к стойкам с оружием. Офицер так вопил, словно через минуту должны были появиться советские танки: «Antreten! Schnell, schnell!» [18] Выходи! Скорее, скорее! (нем.) .

Все построились перед казармой. Командир охраны сказал, что совершен побег и что они должны стрелять в каждого, кого увидят на улице. Вдали нарастал треск пулеметов. Глухо рвались гранаты. Командир, словно приберегая под конец самую важную новость, добавил: «Партизаны атаковали город». Да, это следовало предвидеть. Кто-то должен был прийти военнопленным на помощь.

Их разбили на патрульные группы и погнали в город. Станислав попал в пятерку Бруно Вагнера. Они должны были прочесать район вокзала. Ночь была темная, хоть глаз выколи. Где-то со стороны воинской части выпустили несколько ракет. Они неторопливо опускались на землю, как стекающие с оконного стекла капли дождя. Их яркий свет отражался в темных окнах домов, придавая синеву недавно выпавшему снегу. Он гулко скрипел под ногами. Свернув за угол приземистого дома, они заметили человека. Он отчаянно колотил в дверь. Это был военнопленный. Что его погнало сюда? Почему не бросился вместе со всеми в сторону леса? Наверное, ему перерезали дорогу и вынудили бежать в противоположном направлении. Он увидел патруль и еще сильнее втиснулся в дверной проем. Бруно прибавил шаг. Он знал, что у пленного нет никаких шансов спастись. Насколько же приятнее убивать с близкого расстояния. «Komm hier, — сказал Бруно. — Komm hier…» [19] Подойди сюда… (нем.) Но именно в этот момент дверь приоткрылась. Беглец протиснулся в образовавшуюся щель и скрылся. Они бросились к двери. За ней стояла какая-то старуха. Бруно и двое солдат проскочили мимо нее и натолкнулись на лестницу. Лучи фонариков осветили темные ступеньки. Слышно было, как охранники грохочут сапогами, взбегая на второй этаж. Станислав задержался возле старухи. Он знал, что, если они не настигнут беглеца, весь гнев обрушится на нее. «Geh nach Hause», — сказал Станислав. «Домой, скорее!» — повторил он по-русски. Но женщина стояла как вкопанная. В этот момент раздался звон разбитого стекла, стук упавшего тела и бешеный вопль Бруно. Он понял, что случилось. Преследователи скатились вниз по лестнице. «Du alte Hexe!» [20] Старая ведьма (нем.) . — прорычал Бруно и ударил женщину прикладом. Смерть беглеца привела его в бешенство. Он замахнулся во второй раз, но Станислав придержал его. «Не издевайся над стариками!» — сказал он. Бруно был вне себя от злости. Погибший пленный его уже не интересовал. Он даже не захотел взглянуть на него. «Здесь нет стариков, — вопил он, — здесь все бандиты!» У Станислава еще никогда не было такого острого желания всадить ему пулю в живот. В это время приотворилась дверь в коридор, из нее выбежал босой ребенок в короткой рубашонке. Обхватив старуху за ноги, он с плачем просил не убивать его бабушку. Остальные солдаты из их патрульной пятерки также с неодобрением отнеслись к чрезмерной ретивости Бруно. И поспешили скорее убраться из этого несчастного дома. Бруно предоставилась еще одна возможность удовлетворить свой звериный аппетит. К утру, когда они проходили мимо какой-то пекарни, откуда долетал кисловатый запах свежевыпеченного хлеба, Станислав заметил человека, сидящего на козлах хлебного фургона с накинутым на голову мешком вместо капюшона. Так обычно накрывали голову пекари, и никто из всего патруля не обратил бы на это внимание. Но только не Вагнер, от острого глаза которого не укрылись стеганые ватные штаны, какие носили военнопленные, и армейская обувь. Он приказал вознице слезть с козел, сбросить мешок и повернуться к нему спиной. На стеганой куртке виднелись большие буквы, выведенные желтой масляной краской: «KG. Kriegsgefangene» [21] Военнопленный (нем.) . . «Bist du ein Bäcker» [22] Так ты пекарь? (нем.) , — спросил Бруно тоном, полным иронии. Военнопленный, по-видимому, знал несколько слов по-немецки. «Ja, ich bin» [23] Да (нем.) . , — ответил он. Затем дрожащим голосом попытался объяснить, что купил эту куртку у одного из военнопленных. «Das ist möglich [24] Это возможно (нем.) . , — подхватил Станислав. — Это вполне возможно. Эти большевики постоянно чем-нибудь торгуют». «Ja, das ist möglich, — повторил Вагнер, — но пусть он предъявит свои документы». Задержанный сказал, что оставил их в пекарне. Пусть ему позволят войти туда на минуту и он сейчас же их принесет. Бруно согласился при условии, что они войдут в пекарню вместе. Он пропустил его вперед, а сам пошел следом.

Станислав, рассчитывая, что он каким-нибудь образом сможет помочь задержанному, тоже вошел в темный коридор пекарни. Он мог еще попытаться уговорить Вагнера забрать военнопленного с собой в лагерь. По пути, быть может, подвернулась бы подходящая возможность для побега. Но у парня сдали нервы. Едва они вошли в темные сени пекарни, как пленный бросился к двери, ведущей во двор. Бруно не зря считался превосходным стрелком. Он уложил его одним выстрелом. Парень, которому, по-видимому, едва исполнилось двадцать лет, ухватился за дверную ручку и, распахнув всей тяжестью своего тела дверь, рухнул на пол. В тесном коридоре запах хлеба смешался с пороховым чадом. «Пекаришка, — произнес Бруно с довольной ухмылкой. — Вот кто, оказывается, печет здесь хлеб».

Отзвуки партизанского сражения под Шепетовкой давно уже смолкли. Патрули возвращались в казармы. Донесения об операции по вылавливанию военнопленных были неутешительными. Несколько человек застрелены, около десятка вернули в лагерь. Их ждала виселица. Никто не знал, сколько погибло при соединении с партизанским отрядом.

Украинские полицаи продолжали рыскать по городу. Они вламывались в квартиры, перетряхивали все вверх дном в самых неприметных сараях и строениях. Одна только цифра не подвергалась сомнению. Более пятисот военнопленных пробились в партизанские отряды. Станислав сам не мог в это поверить. Разве без него ослабили бы эти болты и выбили доски из пола вагонов? Он не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. По плану, в соответствии с которым разрабатывалась операция, ему отводилась одна из ключевых ролей. Он имел все основания гордиться и быть довольным собой.

В тот же самый день были получены радостные сообщения с фронта. Под Москвой началось контрнаступление. На первой странице «Фёлькишер беобахтер» появились не встречавшиеся ранее заголовки: «Отчаянная оборона советской столицы», «Группа армии «Центр» отходит на заранее подготовленные позиции». В ноябре того же года был уже освобожден Ростов. Сейчас немецкие автоматчики и передовые бронетанковые части Гудериана отступали от Москвы. Говорили о формируемых советских армиях, которые неожиданно нанесли удар и продвигались вперед. Впервые с начала войны Станислав читал такие сводки. Он почувствовал радостное волнение. Фронт, однако, проходил все еще далеко от Шепетовки.