Януш Красинский - Сын Валленрода

В тот вечер поверка тянулась более двух часов. Пленных пересчитывали до бесконечности. Старшины бараков, взбодренные комендантом, снова и снова перетряхивали жилые помещения и, возвращаясь бегом на плац, докладывали, что никого там нет и все до одного присутствуют на построении. Майор фон Графф не находил себе места от бешенства. Как все?! Недоставало шестнадцати человек. Шестнадцать человек вдруг испарилось! Куда они делись? Никто не мог ответить на этот вопрос.

— Команды возвратились в полном составе, — докладывал начальник караула. — Сегодня не было ни одного побега.

Этот доклад привел коменданта в исступление.

— Я не спрашиваю, были ли побеги! Меня интересует, где эти шестнадцать! Не растаяли же они от дождя. Команды в полном составе… Это еще хуже! Значит, им удалось выбраться из лагеря. Что в это время делали часовые?! Спали или были пьяные?! Тут, вероятно, есть подкоп. Не могли же они перелететь через проволоку!

Майор потребовал, чтобы конвоиры еще раз отчитались о своем дежурстве. На сей раз он задерживался дольше перед каждым из них, задавая каверзные вопросы. Когда слушал доклад Станислава, в глазах его появилась тень холодной иронии.

— У тебя уже сбежало несколько человек.

— Так точно, герр комендант. — Альтенберг почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. — Но сегодня не было ни одного побега. Ефрейтор Вагнер может это засвидетельствовать. Команда носильщиков вернулась в полном составе.

Бруно Вагнер подтвердил. Сказал, что считали вдвоем и у них даже мышь не проскользнула бы. Он всегда хвастался своей бдительностью. Станислав ничего не добавлял от себя. Знал, что мнение Вагнера наиболее убедительно для начальства. Майор хорошо знал своих людей. Он кивнул, давая понять, что больше вопросов нет, и занялся следующим охранником. У Станислава кровь отхлынула от лица и ноги словно налились свинцом. И если бы вдруг дали команду «разойдись», он не смог бы двинуться с места.

Ночью его мучили кошмары. Ужин с Вагнером в кругу однополчан, с которыми они поделились организованным провиантом, и несколько рюмок водки, которую выставили приглашенные, не рассеяли его тревог. Он был уверен, что комендант прикажет начать расследование. Ему снилось гестапо, женщины из кухонной обслуги, отчаянно кричавшие под пытками, что они никогда не видали спрятавшихся за поленницами людей, и прикрытые толем тела пленных, которые были расстреляны со сторожевых вышек в тот момент, когда пытались скрыться. Они словно обвиняли его.

Утром Станислава разбудили стоны Вагнера. Он перепил накануне и канючил, чтобы ему дали порошок от головной боли. У кого-то нашлось лекарство. Вагнер высыпал порошок в рот, запил водой.

— Я, видно, подохну, прежде чем мы возьмем Москву, — стонал он.

— Здесь не подохнешь. Сам еще будешь ее брать, — сказал кто-то и добавил, что после вчерашнего происшествия фон Графф постарается всех их отправить на передовую. Никто не возразил. Угроза фронта повисла в воздухе. Станислав знал, что теперь они станут следить друг за другом, в надежде, что вдруг удастся обнаружить виновника побегов.

В течение дня, кроме обысков в бараках, ничего необычного не произошло. По договоренности с Музалевым они прервали переброску пленных на волю. Команда носильщиков работала, как и остальные, стараясь не обращать на себя внимания.

Вечером Станислав встретился с Люсей. У нее была для него новость. Пленные, которых он вывел из лагеря, благополучно выбрались из города. Леонов передал ему благодарность от имени беглецов и лично от себя, правда выразив недовольство по поводу его излишней лихости. Альтенберг и сам понимал, что пересолил. Признался также Люсе, что боится гестаповцев. Если они займутся лагерем, разоблачат подпольщиков в два счета. Люся сказала, что Леонов тоже этого опасается, хотя и знает, что фон Графф примет меры, чтобы не допустить сюда гестапо.

— Почему? — удивился Станислав. — Откуда ты это взяла?

Люся ответила, что так заявил сам фон Графф. Оказывается, нечто подобное он высказал в присутствии оберарцта Борбе, а тот поделился с доктором Леоновым. Мотивы довольно простые. В лагере не все так, как должно быть. Комендант и Борбе занимаются коммерцией с Федором Федоровичем.

— Коммерцией? — снова удивился Станислав.

— А ты не знал? Они уже давно продают нам разные продукты, одежду, одеяла. Доктор Леонов считает, что так можно помочь населению бороться с голодом и приближающимися холодами. Впрочем, не за все надо платить золотом или водкой. Они же заядлые картежники. И уже многое проиграли в покер. Доктор Леонов нашел им нужных партнеров. Да и сам уже здорово навострился играть. Эти побеги наверняка покроет Борбе. Спишет беглецов как умерших, и делу конец. Комендант не любит гестаповцев. Однажды сказал, что там, где они появляются, все попадают под подозрение. Вероятно, он имел в виду и себя. Пока тебе нечего бояться гестапо, но умоляю — будь осторожен. Я все сильнее о тебе беспокоюсь, — она прижалась к нему, как испуганный ребенок. И он, снедаемый опасениями, заботливо обнял ее за плечи.

— Передай доктору, — сказал Станислав, — что мы временно прекратили переброску. Пусть малость притихнет.

Она взглянула на него так, словно он подарил ей несколько дней счастья.

Перевод М. Васильева.

Гроб был сколочен из неструганых досок. Лежа в нем, Станислав подумал, что именно такие гробы делают для умерших бродяг, которых хоронят за счет города и которых никто никогда не провожает на кладбище. Сейчас требовалось много таких гробов. Война не щадила семьи, и многие умирали в полном одиночестве. Поэтому для Станислава без труда нашли этот ящик с неплотно прибитой гвоздями крышкой. Гвоздями… Не слишком ли их сильно заколачивали? Ему сказали, что неожиданностей быть не должно, ну, а если вдруг… У него тогда не будет времени возиться с крышкой. Он сорвет ее одним махом и соскочит с фуры. Шансы уйти от погони минимальные, хотя две гранаты, да упирающийся в бок в этой тесноте автомат… Можно попытать счастья.

Холодище. Он уже в морге промерз до костей, пока ждал фуру, и теперь его бил озноб. Да еще эта тряска по выбоинам мостовой. Каждый толчок отдавался сильной болью во всем теле, будто все внутренности у него были отбиты. Единственное, о чем он мечтал — оказаться в сидячем положении. Когда закрывали крышку гроба, Станислав боялся, что задохнется. Однако воздуха оказалось в избытке. Он поступал внутрь узкими леденящими струйками через дыры в тех местах, где, может быть, специально были выбиты сучки. Только кладбищенский запах смолы… «Похороны» без траурной процессии. И слава богу… Возница мог смело подстегивать коня и как можно быстрее прогромыхать через город. Только бы выбраться за городскую заставу. За ней он почувствует себя в бо́льшей безопасности. Цокот конских копыт глухо отдавался в гробу. Немцы обещали десять тысяч марок за его голову. Знает ли об этом возница? Вряд ли. Он знает, что должен вывезти за город человека, и ничего больше. Вот бы прикатил вместе с ним к зданию гестапо… Десять тысяч марок! Целое состояние. Запертый в этом гробу, он даже не знал, куда его везут. Вроде все-таки в направлении кладбища. Какой парадокс! До недавнего времени он сам вывозил на кладбище такие «останки». Вот уж, действительно, сегодня пан, а завтра пропал.