Януш Красинский - Сын Валленрода

— Через несколько дней, — продолжал доктор, — я ознакомлю вас с планом, и мы вместе обсудим детали. Операция будет проведена таким образом, что после нее вы сможете остаться в лагере. Если все-таки возникнут непредвиденные осложнения, мы о вас позаботимся.

Станислав выразил готовность принять участие в этой акции, но добавил, что предпочел бы знать точно, когда сможет окончательно покинуть лагерь. Доктор развел руками.

— Я буду с вами откровенен, Альтенберг. Давайте условимся: это будет тот день, когда вы почувствуете, что земля горит под ногами. — Он поднялся со стула. — Рад, что мы познакомились поближе. Люся предупредит вас, когда мы сможем встретиться снова. Да… чуть не забыл. У вас есть большой друг, лейтенант Троицкий. Лейтенант просил поблагодарить вас. Он обязан вам жизнью. А Корджоквидзе, который так тосковал по жене, не нарадуется свободой. Приглашает вас после войны в Грузию. У нас уже много ваших друзей. — Доктор пожал руку Станиславу, простился с Люсей и вышел.

Альтенберг мог бы поклясться, что, кроме шагов доктора, на лестнице раздались шаги еще двух пар ног. Это его не удивило. Бдительность и доверие должны здесь сопутствовать друг другу.

Разборка старых конюшен продолжалась уже несколько дней. И все эти дни, хотя никто из охраны не докладывал о побегах, на вечерних поверках недоставало двух-трех человек. Комендатура лезла из кожи вон, чтобы распутать эту головоломку. Пленных пересчитывали вдоль и поперек, проводились специальные инструктажи конвоиров — все напрасно. Стало расхожим чье-то меткое замечание, что где-то появилась «дыра в кармане», но никто не представлял, где именно… А тем временем с рассвета и до темна между конюшнями и лагерем продолжалось неустанное движение. Конюшни находились всего в ста метрах от расположенной на краю лагеря солдатской кухни, ворота которой всегда тщательно охранялись. В порядке исключения, чтобы ускорить темп доставки стройматериалов, этими воротами было разрешено пользоваться пленным, которые носили бревна и доски с места разборки. Они тащили свой груз мимо дымящихся котлов и бетонированных ванн для мойки картофеля и сваливали в кучу уже на территории лагеря.

Однажды Станиславу заменили прежнего напарника Бруно Вагнером. Даже среди самых отпетых он считался «грозой пленных». Его знали многие команды. Вагнер любил пускать в ход приклад и стрелял без предупреждения. Эта внезапная замена обязывала Станислава действовать осторожнее. Следовало считаться и с тем, что его самого могли в любую минуту перебросить на другой участок. Таинственные побеги, подоплека которых была известна ему одному, постоянно вызывали перестановки при распределении постов. Во время обеда, когда пленные, сидя на бревнах, доедали баланду, а Бруно Вагнер отправился в умывальную выполоскать котелок из-под жирного гуляша, Станислав подозвал Музалева и спросил, в состоянии ли он обеспечить большее, чем обычно, число «сменщиков».

— Сколько надо?

— С дюжину.

— Слишком большой риск, Herr Post, — сказал Музалев.

Станислав ответил, что берет это на себя. До темноты еще часа четыре. А четыре часа — куча времени. Вполне достаточно, чтобы всех заменить. Лишь бы Музалев привел людей. И пусть они укроются поблизости, в бане или уборной, безразлично где, но чтобы могли явиться по первому же зову. Музалев отправился выполнять задание. Через полчаса пленные возобновили свое шествие с бревнами через территорию кухни. «Подменщики», то есть надежные ребята, работавшие в расположении лагеря, незаметно присоединялись по одному к команде носильщиков, пополняя ее постоянно тающие ряды. Они заменяли тех, кто, проходя через кухню, внезапно исчезали в прилегающем к ней дровяном складе. Станислав громко считал входящих. Но это был только первый этап. Затем следовало дать им возможность перейти на территорию разборки.

Под вечер, остановив на минуту движение, Станислав подозвал Вагнера. Тот до сих пор стоял за ограждением, между кухней и конюшнями, и осипшим, сорванным от крика голосом подгонял носильщиков. Альтенберг предложил ему поменяться местами. Пусть немного постоит здесь, в воротах, и посчитает входящих и выходящих, а он займется теми, кто по ту сторону. А кроме того, ему хочется заглянуть на кухню. Там всегда есть, чем поживиться. Только прояви находчивость. Вчера, например, обломился кусок баранины с чесноком, которую жарили для комендатуры. Сегодня, кажется, готовят свинину. Наверняка что-нибудь для них припасли. Бруно понимающе осклабился. И встал у ворот в ожидании конца обеденного перерыва. Станислав прошел на кухню. Работавшие там женщины готовили ужин. Две из них резали раскатанное на длинном столе тесто. Альтенбергу показалось, что они трудятся старательнее, чем обычно, словно желая отвлечь его внимание от дверей дровяного склада, где за поленницами пряталась уже добрая дюжина пленных. Тут же из котлов выпустили лишний пар, и кухня уподобилась бане. Прошел старший повар — немец в белом халате и форменной пилотке. На какую-то долю секунды Станиславу почудилось, что тот намеревается свернуть к дровяному складу, и его бросило в жар. Нет, проследовал дальше. Одна из женщин, резавших лапшу, наклонилась, достав откуда-то два объемистых свертка, положила на край стола. Станислав мимоходом ловко сгреб их и рассовал по карманам. Возле огромного котла, из которого валил пар, он наткнулся на истопницу. Они встретились взглядом. В ее глазах был почти ужас. Лишь она одна знала доподлинно, что сейчас творилось в дровяном складе. Руки ее дрожали от волнения. Она прищурилась, давая ему понять, что пока еще все в порядке, и с чрезмерным усердием снова принялась ворошить кочергой пылавшие в топке поленья. Успокоенный, Станислав вернулся к Вагнеру.

— Все нормально, — сказал он. — Можем начинать.

Бруно отсчитал и пропустил на кухонный двор десять человек, перепоручая их уже Станиславу. Прежде чем они вышли на дорогу, ведущую к конюшням, Альтенберг бегло пересчитал их. Двенадцать! Он даже не заметил, когда присоединилась лишняя пара. Погнал команду бегом к полуразрушенным строениям. Потом Станислав видел, как носильщики с бревнами на плечах косились на эту сверхкомплектную пару, когда она полезла в кучу старого толя, сорванного с крыш.

— А ты, Музалев? — спросил он, когда уже последний беглец затерялся в темных недрах конюшни.

Музалев покачал головой:

— Для меня не хватило подмены. А в команде все должны быть налицо. — Он вымученно улыбнулся.

Было ясно, что ему приказано остаться здесь. В лагерь он возвращался несколько приунывший. Впрочем, как и остальные. Помогли товарищам обрести свободу, а теперь волокли обломки разобранной конюшни с тоской и отвращением.