Гэри Паулсен - Побег в леса. История мальчика, который выжил [litres]

Он добавил дров в огонь, чтобы сделать его побольше. Чтобы отгонять насекомых, пламя должно быть высоким, а дым – густым.

Мальчик откинулся на траву. Хорошо поел, но маловато. Не хватало сала и белого хлеба. Но благодаря сому, которого он поймал и приготовил сам, его голод притупился.

Он смотрел на звёзды, разбросанные по небу, будто нарисованные, и думал, что каждая из них, по идее, солнце, вокруг которого, может, вращаются другие планеты. Он читал, что звёзд так много, что сосчитать их все невозможно. Что их больше, чем песчинок на всех пляжах мира вместе взятых. Ещё он читал, что если взвесить всех муравьёв в мире разом, они будут весить больше, чем все люди в мире разом.

Безумие.

Но можно было сказать «куча звёзд». И увидеть муравьёв везде, куда ни глянь. Так что никогда не знаешь. Просто никогда не знаешь.

Его голова была набита мыслями, барахтающимися, как рыба на суше. Звёзды, муравьи, сомы, сало, хлеб. Бег наперегонки с большим, медлительным Майки. Горячие свежие рулеты из пекарни. Сом, звёзды. Интересно, сколько муравьёв будут весить столько же, сколько он сам. А сколько муравьёв будут весить столько же, сколько большой медлительный монстр вроде Майки.

Вот тогда.

Прямо посреди его плавающих мыслей.

Его осенило.

Дело в библиотеке.

Причиной, по которой он не убежал, когда ему исполнилось тринадцать, когда настало идеальное время для побега, была библиотека.

Нет. Не совсем. Не только библиотека.

Библиотека и библиотекарь.

Всё ещё не совсем. Дело было не столько в библиотеке, сколько в библиотекаре.

Большое старое мрачное здание. Кирпич, резные украшения над входами и надпись: «КАРНЕГИ» [54] Вероятно, эта библиотека – одна из 2 509 библиотек, построенных на средства шотландско-американского бизнесмена и филантропа Эндрю Карнеги (1835–1919). В США было построено 1 689 таких библиотек, многие из них работают до сих пор. . Высокие окна впускали столько света, что всё внутри казалось золотым. В солнечных лучах плясали пылинки. Внутри везде были стопки книг, стопки у стены, шкафы посреди комнат, наполненные книгами. Слева от входа у стены была большая плоская стойка с журналами и газетами, а перед ней – дубовые столы и дубовые кресла с прямыми спинками. В золотом свете они казались живыми.

И тишина. Ни одного резкого звука. Только спокойная тишина.

Это место пахло деревом и чем-то ещё? Книгами. Серьёзное место с древесно-книжным запахом. В тот же миг, когда ты входишь в дверь, можно расслабиться.

Поэтому он чувствовал себя здесь в безопасности. Официальное государственное место, где никто не будет к тебе приставать. Безопасное место, куда не ходят громкие трудные дети.

Доброе место.

Официальное доброе место с дубовыми столами в золотом свете. Большое здание, где безопасно.

Но в Северной Дакоте тоже было безопасно. Настолько же, насколько в библиотеке. Даже больше, потому что когда Гэри бежал на запад, он удалялся от всех бед, которые преследовали его сейчас. Подальше от трудных парней, подальше от родителей-гадов. Там он мог двигаться при свете и не бегать по переулкам.

Но он всё равно остался.

Хотя точно знал, что на фермах Северной Дакоты безопаснее – особенно теперь, когда он умел водить зерновозы и большие дизельные тракторы, от которых его плечи становились шире.

Он всё равно остался.

Потому что дело было не просто в библиотеке, он очень чётко осознавал это.

Дело было в библиотеке и библиотекаре.

Библиотекарь была взрослой. А ему не везло со взрослыми. Он не мог верить их словам, их поступкам. Они всегда говорили, обещали одно, а потом бам – и делали что-то другое. Невозможно было рассчитывать на их слова и поступки, невозможно было даже их понять.

Он подумал о Маниле и войне. Никакого смысла в том, чтобы разрушить такой красивый город. Никакого смысла убивать людей, потрошить город и оставлять уродливые следы на стенах там, где людей выстраивали и сжигали огнемётом. Низачем. Ни одной весомой причины. Он не мог представить, чтобы такое делали дети – только взрослые.

Библиотекарь была взрослой.

Зачем ему оставаться ради какой-то взрослой? Она была к нему добра. Но другие взрослые тоже бывали добры, а потом, когда он расслаблялся, оказывались не такими уж добрыми.

Поэтому не было смысла оставаться ради библиотекаря.

Пусть даже она… она была другой.

Прошлой зимой в двадцатиградусный мороз он шёл коротким путём по переулку. Было темно. Поздний день, ранний вечер, даже когда пьяницы ещё не веселятся в барах, где он притворялся продавцом газет – пятнадцать центов за штуку – и, когда никто не видел, случайно сметал со стойки их мелочь. Монеты падали на пол, мальчик поднимал их и возвращал владельцам, но немного оставлял себе. Может, четвертак. Или пару десятицентовиков. Когда везло, он зарабатывал за ночь доллар, а то и два.

Так вот, он шёл по улице в двадцатиградусный мороз. Было ещё слишком рано собирать мелочь по барам.

И очень холодно.

Просто дико. Так он думал. Он шёл, пряча попеременно то одно, то другое ухо в ворот куртки. Левое, правое. Онемело, поменять положение, снова и снова.

Дико холодно.

Он дошёл до конца переулка, и меж двух зданий увидел фасад библиотеки. Наверное, сто раз уже смотрел на него, но не видел. Однако в этот раз фасад выглядел иначе. Размывался в падающем снеге, точно в свете кинопроектора.

В библиотеке, наверное, было тепло.

А снаружи холодрыга.

И у него было свободное время до охоты по барам, так что почему бы и не библиотека?

Он удивился, что никогда раньше не бывал здесь внутри. Может, потому, что библиотека слишком похожа на школу. Или на ловушку, где его зажмут в угол, и он не выберется, потому что там только одна дверь.

Но было дико холодно.

А свет из окон библиотеки выглядел тёплым.

Очень тёплым.

Он подошёл к двери, открыл её и вошёл.

Совсем не то, чего он ожидал. Ярко, тихо, пахло деревом и книгами и немного цветами – чей-то парфюм или лосьон.

Пахло добротой.

И было тепло.

Господи, как тепло. Так тепло, что холод, пропитавший куртку, врезался в тело. Мальчик расстегнул куртку и впустил тепло, прогнавшее холод.

Затем огляделся и с лёгкой дрожью осознал, что ближайшие столики были заняты пожилыми дамами. Их было восемь или десять. Очень пожилых, даже старых. Некоторым, должно быть, под восемьдесят. Вот откуда пахло – от дам с волосами голубого оттенка [55] В 1950–1960-х годах пожилые женщины иногда подкрашивали волосы синькой для стирки белья или чернилами. Иногда красителя использовали слишком много. Другое возможное объяснение: из-за особенностей освещения оттенок седины этих женщин выглядит синим. , в очках и старых платьях. Они сидели за столами, превращая клубки шерсти в свитера, шарфы или варежки, и лосьоном пахло от них. Нежный и добрый аромат, так может пахнуть от бабушки. Он любил свою бабушку, она была самой лучшей взрослой и тоже пахла лосьоном. Маленьким он какое-то время жил с ней целое лето во время войны. Она делала ему яблочные пироги, растирала колени, когда те ныли по ночам, обнимала его, когда он плакал и скучал по матери, которая работала на заводе в Чикаго. Потом его отослали к матери, а бабушка поехала на север, работать поваром для дорожной бригады.