Алекс Бонд - Творцы грядущего [litres]

«Сейчас они тебя повернут на баржу и погрузят опять – говорю я себе, – и ты задохнешься в грязи». Чувствую, как натянулся рукав, того гляди прорвется; ковш опять начал опускаться, но не на баржу, а в воду. Как-то неожиданно раскрылись створки и, задыхаясь, с болью в боках, нырнул я вниз. «Ну, радуйся, человече, – говорю я себе, ползя по дну, – теперь не помрешь». Подать знак, чтобы подняли наверх, не решаюсь, здесь много обломков, как бы не порвать рукав. Проверяю, в целости ли канат и возвращаюсь на свое старое место. Ложусь,чтобы немножко прийти в себя – казалось, прошла целая вечность, а ведь вся история тянулась несколько минут, – опомнился! «Тим! – говорю себе. – Тебе все это во сне пригрезилось, никогда не хватала тебя черпалка, разве ты бы остался жив?». «Ну да, – отвечаю, – если этого не было, почему же бока болят?» Не сразу переполз я на другую сторону дока и подал знак подъема. И так я был рад увидеть дневной свет!

Когда я вернулся в док, там был сторож при землечерпалке.

– Ну, старина, – говорит он мне, – на этот раз ты выкрутился прямо чудом. Здорово же ты барахтался! Если бы ты не дрыгал так ногами, я тебя и не заметил бы и спустил бы в баржу. Смотри, другой раз не подворачивайся!

– Ну что, интересно?

– Разумеется! А скажите, нельзя ли мне спуститься в воду в вашем костюме? – говорю ему.

– Вам? – его усмешка меня сердит.

– Я не боюсь.

– Попробуйте-ка надеть шлем, что тогда скажете!

– Он справится, – вступается за меня Билл. – Можно надеть ему костюм?

– Как, теперь, при таком волнении? Да я сам поднялся потому, что прилив слишком велик. Да и здесь метров двенадцать глубины, многовато для новичка.

– Да зачем мне спускаться на самое дно, – вмешиваюсь я. – Достаточно спуститься хотя бы на палубу корабля.

– Не раньше отлива.

– А он когда наступит?

– Часа через четыре.

– А тогда можно будет?

– Посмотрим, как будет обстоять дело с вашими нервами.

Четыре часа слишком долгий срок, чтобы держать свои нервы в напряженном состоянии. Мои были в состоянии «отлива», когда мы после обеда вернулись на баржу. Тем не менее, я разыгрывал храбреца и не позволял никому заметить, как обстоит дело в действительности.

Надеваю костюм Тима. Как будто я его знаю, а между тем немало удивляет меня тяжесть свинцовой обуви, в которой я, кажется, не в состоянии сделать и шага. А я должен дойти до края баржи, спуститься с лесенки и опереться о барьер, пока меня обвязывают свинцовым поясом вокруг талии. Пояс весит тридцать пять килограммов, а еще вдобавок шлем! Когда мне его надели на голову, стекло для лица еще не было вставлено, и я мог дышать обыкновенным воздухом и разговаривать с Биллом и с Тимом.

– Ну, сынок, как твои нервы? – посмеивается он надо мной. А у меня дело с ними совсем плохо, но я стискиваю зубы и отвечаю:

– Отлично. А сколько времени вы меня там продержите?

– Да это от вас зависит, мы вас поднимем, как только подадите знак.

С этими словами он начал привинчивать лицевое стекло на шлеме.

– Какой знак? – спрашиваю впопыхах. Тим не слышит. Я хватаю его за руку и показываю, что я еще не совсем готов быть взаперти.

– Ну, нервы-то все-таки сдали, – смеется Тим, снимая пластинку.

– Да не в том дело. Но как я подам знак, раз я никаких знаков не знаю.

– Ах, вы не знаете! – и он начал объяснять мне водолазные сигналы.

– Постойте, – прерываю я его. – Мне нужен только один сигнал. Что вы делаете, чтобы вас подняли кверху?

– Три раза дергаю спасательную веревку.

– Великолепно! Теперь запирайте.

Стекло заперто, насос пущен в ход. Слышу шум от подачи воздуха. С каждым ударом поршня он медленно прибывает, и я чувствую, как он заполняет всю мою одежду. Итак, я предоставлен на милость насоса. Много труда мне стоило спускаться теперь по лестнице в черную маслянистую воду, но едва я спустился в нее, вес мой заметно убавился. Нырнуть мне пришлось тотчас же. Лестница оборвалась сразу же, и нога моя не нащупывает больше ступенек. А я-то вообразил, что так и спущусь по ней на палубу, ну, значит, ошибся. Приходится, ничего не поделаешь, прыгать. С последней ступеньки опускаюсь пониже, наконец, отрываюсь от нее и плавно опускаюсь на палубу судна.

До сих пор все идет хорошо. Только вода чересчур илистая, и потому вокруг почти ничего не видно. Я чувствую себя почти так же, как в кессонах, только резина вместо дерева или бетона; дышу я воздухом, наполняющим мою одежду. Сзади шлема клапан, который впускает воздух сверху из насосов, а сбоку другой, выпускающий излишек воздуха, если давление станет слишком велико. Покуда клапаны в порядке, я могу быть спокоен, при всяком повреждении грозит опасность. Вначале я двигаюсь с большой осторожностью из страха как-нибудь запутать воздушный рукав и лишить себя притока воздуха; несколько раз ощупываю его, но нахожу крепким и в порядке. Вторая забота не прорвать гвоздем или еще чем-нибудь острым свою резиновую одежду и этим путем не растратить драгоценный воздух.

Итак, я на палубе, ничего не вижу и не знаю, чем мне заняться. Начинаю ощупывать все вокруг себя, может я что-нибудь найду себе на память. Ползаю вдоль палубы, словно слепой щенок. Показалось мне, будто нитка серебряного жемчуга свешивается с какой-то подпорки. Нет, это только пузырьки воздуха, освободившиеся из-под моего шлема. Когда мои глаза немного больше приспособились к темноте, я разглядел что-то вроде медной трубки под одной доской. Что если это телескоп? Целая находка, но она забита толстой доской; пытаюсь оторвать ее от трубки, но тут что-то перевернулось, и я очутился на поверхности воды вместе с доской в придачу.

Довольно бесславный конец моего первого и единственного опыта стать водолазом. Я хотел дать правильный сигнал о подъеме, но меня уже и без того тащат на баржу, как только заметили, что я вынырнул, и снимают с меня резину. Чувствую боль в ушах от слишком резкой перемены давления вследствие быстрого подъема с палубы судна на поверхность.

– Еще счастье, что вы не повредили воздушный рукав или канат при подъеме, – говорит Тим. – Это нередко так выбрасывает. Один раз у меня голова очутилась внизу, и так много набралось воздуха, что штаны раздулись, как баллоны, и я не мог двинуться. Дать сигнал я остерегался, канат и воздушный рукав спутались; наконец мои ноги высунулись из воды, сторожа заметили и позаботились поднять меня в лодку.

При постройке туннеля под Бродвеем ночью, когда движение на улицах почти или вовсе прекращается, снимают уличный асфальт и заменяют его бревенчатым настилом, поддерживаемым подпорками. Под этим настилом рабочие работают днем, выкапывая землю и песок, и устанавливают этот настил по мере продвижения вперед.