Алекс Бонд - Творцы грядущего [litres]

Нога Билла заживала медленно. Я мало слышал о нем; он никогда не был любителем писать письма.

Но время проходило быстрее, чем я думал. И вот однажды к нам приехал Билл с дядей Эдуардом. Билл совсем не хромал, хотя ходил с палкой. Я был очень удивлен, увидев его. Но мне предстояло удивиться еще больше.

– Что ты скажешь, Джим, – выпалил он, как только увидел меня, – если я тебе сообщу, что мы едем в Панаму смотреть канал.

– Неужели? – воскликнул я. – Как это хорошо!

– Но я сказал: мы поедем. Это значит, ты и я.

– Да-да. Это так, – подтвердил дядя Эдуард, смеясь над моим удивлением. – Но меня не благодари. Это опять доктор Мак-Грегор. Он очень полюбил вашего мальчика, – объяснил он, обращаясь к отцу с матерью. – На прошлой неделе к нам в контору приходил человек, который был в Панаме целый месяц и подробно изучил все дело. Он был там со своим двенадцатилетним сыном, который также сильно заинтересовался делом. Доктор Мак-Грегор задумался, слушая его, а дня через три спросил меня: «Когда Билл будет твердо держаться на ногах?» «Он начинает ходить», ответил я ему. «Отчего бы вам не послать его в Панаму для поправки?», говорит он мне опять. «Я как раз думаю об этом», отвечаю я. «И Джиму тоже надо будет поехать», продолжал он. «Конечно», говорю. «Я уже написал об этом его родителям». На этом разговор закончился, но через некоторое время он позвал меня вниз и говорит: «Если Джим может ехать, то я пошлю его». Вот тебе, Джим, письмо от него. Он не мог лично исполнить своего намерения.

Письмо было характерное для доктора Мак-Грегора. Он коротко и ясно извещал меня в самых деловых выражениях, что устроил для меня поездку в Панаму, чтобы осмотреть канал и все местности, которые мне покажутся интересными на пути туда и обратно. Он надеялся, что мы с Биллом так же оправдаем его доверие, как и во время летних каникул.

Я захлебывался от счастья. Билл привез с собой расписание поездов и путеводитель, и мы с ним сейчас же засели за выработку плана нашего путешествия.

– Когда нам можно будет ехать? – спросил я дядю Эдуарда.

Наши сборы были недолги. Через неделю мы уже мчались вдоль хребта Флориды и дальше, по косе коралловых рифов, которая на несколько миль тянется в море. Мы нарочно избрали этот путь, чтобы увидеть «железную дорогу, идущую по океану».

Согласно расписанию, мы должны были перейти с суши на рифы в четыре часа утра и прибыть в Ки-Уэст в восемь часов тридцать минут.

– Мы с Биллом решили увидеть все, даже если бы нам пришлось встать за два часа до рассвета и увидеть переход с суши в океан при свете звезд!

Когда мы в пять часов – вместо четырех – поднялись со своих мест и полусонные вышли на площадку вагона, то были очень удивлены и разочарованы: вместо грозных волн океана мы увидели по обе стороны железнодорожного пути болото с двумя каналами, тянущимися вдоль насыпи.

На площадке кроме нас был еще один человек, но он отнесся к делу совершенно иначе.

– Разве это не чудесно? – сказал он.

– Что же именно? – удивленно спросил я. – Я не вижу ничего чудесного в этом болоте. Я думал, что мы поедем через океан или хотя бы через какой-нибудь залив.

– Мы еще не доехали до океана, – сказал он. – К счастью, поезд опоздал на два часа, и мы увидим самую интересную часть пути при свете дня. Но и здесь тоже немало достойного наблюдения.

Мы думали, что он говорит пустяки, но он начал объяснять.

– Это Эверглед, – сказал он. – Самая замечательная страна, о какой вы когда-либо слышали. Один человек сказал про нее: «Здесь недостаточно воды, чтобы плавать, и слишком много, чтобы пахать».

– Да, я думаю, что пахать здесь не стоит, это болото, – сказал Билл.

– Да, но это болото совсем не похоже на наши северные болота. Вода в нем не соленая и не стоячая, а хорошая пресная проточная вода, вполне годная для питья. Видите эти каналы по обе стороны пути? Их вырыли для того, чтобы устроить эту насыпь. Самый лучший способ рыть канал – землечерпалкой. Но здесь недостаточно воды для того, чтобы землечерпалка могла плавать. Поэтому пришлось вычерпать несколько ям, которые, конечно, сейчас же наполнились водой, и в этих ямах с водой установили землечерпалки, которые постепенно передвигались к океану и сами вычерпывали себе канал в песке и иле. Затем этот песок и ил выбрасывался в одну линию между двумя землечерпалками, образовав вот эту железнодорожную насыпь.

– Замечательно хорошо придумано, – согласились мы.

– Да, но это было не очень легко. Случалось так, что они натыкались на камни. И как вы думаете, каким образом они обходили эти препятствия?

– А разве нельзя было перетащить через них землечерпалки?

– О, нет! Землечерпалка – тяжелое сооружение. Строители строили шлюзы над камнем – настоящие шлюзы. Черпалка входила в шлюз, затвор закрывался за ней, в загороженное пространство накачивалась вода до такой высоты, чтобы машина могла плыть над камнем, потом воду спускали, и черпалка выходила по ту сторону камня.

История постройки пути через Эверглед была очень интересна, зато местность кругом была, напротив, очень однообразна. Но спутник наш сокращал скучные минуты переезда рассказами о том, как была проложена эта замечательная дорога молодыми инженерами, которым пришлось бороться с почти непреодолимыми трудностями; о том, как люди, производившие изыскания, целые месяцы проводили среди рифов.

Когда поезд проезжал мимо какой-то станции, мы увидели целый состав открытых платформ, на которых стояли большие деревянные лохани.

– Это водяной поезд, – объяснил наш спутник. – Он возит воду с материка по всему пути, потому что на линии нет хорошей воды. Вообще вопрос воды и продовольствия здесь был очень серьезен во время постройки. Иногда лодке с продовольствием приходилось огибать рифы и идти от одного пункта до другого на расстояние одной мили в течение целого дня.

В это время мы подъезжали к самому краю материка и по подъемному мосту съезжали на насыпь. Но океана по-прежнему не было видно, только изредка вдали сверкала его полоса.

– Я думаю, что около насыпи очень мелко, – сказал я, – иначе строители не могли бы решиться строить эту дорогу.

– Да, здесь мелко, – сказал наш спутник, – но дальше в некоторых местах глубина доходит до тридцати футов во время отлива. Когда строители начали это дело, они думали, что в такой мелкой воде будет очень легко работать. Они вычерпали песок и ил с дна и сделали из этого материала насыпь, а по бокам насыпали барьер из камней, чтобы насыпь не размывало во время плохой погоды. Через полтора года работы в один прекрасный день разыгрался ураган, который принялся разбрасывать то, что эти изобретательные люди построили. Это был настоящий ураган, который сумел внушить всем – и рабочим, и инженерам – почтение к вест-индским бурям. Многие из них жили в баржах и надеялись укрыться в защищенных местах у берега, где они бросили якорь. Но люди вскоре убедились, что плоская насыпь не могла служить им защитой. Одну из барж, на которой жили сто сорок человек, сорвало с якорей. Ее отнесло в море, и там она разбилась о рифы, как скорлупка. На этой барже находился один инженер, его звали Берт Парлин. Это был герой. Большинство людей поддались панике и в ужасе забрались в каюту. Палубная часть баржи была наполовину разрушена, им грозила опасность быть убитыми бревнами, которые валились под напором ветра. Те, у которых оказалось больше хладнокровия, остались наверху под навесом, с наветренной стороны, куда не могли упасть бревна. Молодой инженер, вполне сознававший опасность пребывания внизу, отправился в каюту, чтобы успокоить людей и уговорить их идти наверх. Когда баржу разбило, он погиб вместе со теми, кто находился внизу, в то время как оставшиеся в живых спаслись на обломках. Многие из них были подобраны пароходами и развезены по разным портам от Ливерпуля до Буэнос-Айреса. Многие показали себя героями, из тех, что погибли в ту ночь. Один кочегар находился на барже с электрическим освещением. Он выказывал свое мужество тем, что все время топил свои котлы и поддерживал свет. Люди на берегу следили все время за этим светом. И вдруг они увидели, что свет погас, и поняли, что ненасытная буря погубила и эту баржу, а с ней – мужественного человека. После того, как ураган успокоился, инженеры осмотрели разрушения, которые он причинил. Насыпь была разрушена. Волны, перекатываясь через ограду из камней, смыли весь песок. Насыпь исчезла даже в самых мелких местах. Очевидно, надо было испробовать другой род постройки.