Михаил Найдич - Высшая мера

— Вы служили на флоте? Почему скрыли?

Мартынов повернулся к полковнику и, вытянувшись, доложил:

— На флоте я никогда не служил, — он лихорадочно соображал, — что это? Опознали? Или предположение?.. Наконец догадался и чуть улыбнулся, показывая на тыльную сторону левой ладони. — Вы о якоре? Такая памятка есть у любого херсонского мальчишки.

— Что-то не очень она у вас побледнела, — заметил полковник, отходя в сторону. От его взгляда не укрылось, что губы Мартынова слегка подрагивают.

Позже, когда полковник Красильников спрашивал: «Ну, как у нас с этими приблудными, их ведь уже добрый десяток?» — Айвазян только пожимал плечами. И хмурился.

— Не сердитесь, Георгий Саркисович, — успокоил его Красильников, — великолепно понимаю, в таких условиях контрразведчикам нелегко. Будем уповать на всевышнего и на везение.

Айвазян проводил глазами статную фигуру своего непосредственного начальника и не без основания подумал, что случись что-нибудь чрезвычайное — и полковник Красильников не только останется в стороне, но и мигом переменит свой тон. Ничего не сохранится от его добродушия, будет раскатистый бас, удары кулаком по столу и угрозы, одна страшнее другой. За два года совместной службы Айвазян успел изучить его — таких людей обычно называют хамелеонами.

Полковник Айвазян усмехнулся: слово употребляется часто, но далеко не каждый видел этих самых хамелеонов [4] Хамелеоны в основном живут в Северной и Западной Африке, Сирии, Турции и на островах Средиземноморья. . Он, Айвазян, видел. Еще юношей в родном Тифлисе он увлекся зоологией, тогда-то и состоялось его знакомство с этими странными существами, легко меняющими свою окраску. Стоит, к примеру, лишь напугать хамелеона — и все, цвет его уже другой. «Мгновенно изменяются пигментные клетки, в этом и суть», — вслух проговорил полковник. Адъютанты, стоящие подле, ничем не выказали удивления. Офицеры знали, что их начальник — человек широко образованный, знающий чуть ли не десяток языков, преимущественно восточных. До академии генштаба он даже служил драгоманом — так тогда называли переводчиков при дипломатических и военных представительствах. Прапорщики почтительно молчали.

А сам полковник продолжал думать о животных — только ли о животных? — умеющих менять свое обличье.

Мартынова одолевали сомнения.

С одной стороны, он понимал: «Пора! Нужно уходить», — но с другой… Разведчику отлично известно, как трудно, даже на короткое время, закрепиться в стане противника. Ему удалось. Надолго ли? Мартынов сейчас не думал об этом. Ведь если он не совершит побег, то концом его пребывания здесь может быть лишь одно — арест. Но травить до поры собственную душу не нужно. И мысли его, следовательно, были о другом. Остаться тут? Кто же тогда переправит собранные сведения? Они постепенно накапливались — отдельные факты, штрихи; сопоставляя их, анализируя, можно, пожалуй, делать решительные выводы: как окружить и окончательно уничтожить деникинские последние очаги.

Нашелся бы надежный человек, сумевший переправить эти важные данные, и тогда Мартынов без малейших колебаний останется здесь, до последнего. Но где найти такого?.. Терентий Петрович лежал в шалаше, бесполезно пытаясь уснуть. Он пробовал считать, досчитал до, бог весть, какой тысячи, затем поднялся с набитого соломой матраца, вышел… Высокие звезды смотрели холодновато, немигающе. Ветер лениво входил в рощу, пересчитывал листья на деревьях, путался и снова принимался за это неблагодарное занятие.

Внезапно вдалеке раздался оклик часового.

Левее рощи зашлепали конские копыта. Сквозь колонны деревьев тускло скользнуло и заметалось пятно от фонарика. И тотчас же Мартынов услыхал, как один из караульных докладывает дежурному:

— Вашбродь, новеньки до нас прибулы!

Дежурный, смачно зевая, ответил:

— Ладно, иду. Держите их пока на месте.

— Слухаю, вашбродь!..

Как оказалось позже, этой ночью прибыл взвод, отбившийся от соединения, которым командовал генерал Улагай. Народ отчаянный, головорезы как на подбор. А во главе их — сотник Шипилов и прапорщик Скиба. У сотника узкое костистое лицо, улыбка — страшная: золотые челюсти словно сливались с нависшими рыжими усами и казалось, что рот извергает на тебя огонь.

Остаток ночи Мартынов провел в нелегком раздумье. Из землянки дежурного, куда сбежались офицеры, чтобы поглядеть на вновь прибывших, он ушел довольно быстро: действовал все тот же принцип — не проявлять особенного интереса к событиям. И вот снова — бессонница и единственная, главная мысль. Нужен сообщник!.. В этих условиях, среди многих, попавших к деникинцам под угрозой расстрела, наверняка есть люди, готовые оказать содействие красным. Но вот попробуй-ка найти их. Терентий Петрович знал: если оказалось невозможным проверить его прошлое, то каждый его поступок, каждый шаг в этом логове без внимания не остается. Да это и нетрудно. Все, что ему пока доверили — копание в малоинтересных бумагах, незначительное делопроизводство. В подчинении один человек, шестидесятилетний писаришка, малограмотный с дрожащими руками. Старик когда-то работал в станичном правлении, но сейчас давно пора бы ему сидеть на печи или, по крайности, с ружьишком на огороде. Значительную часть канцелярской работы Мартынову приходилось делать за него. Это вызывало раздражение: «И как только станичный атаман держал такого!.. Скорее всего, Айвазян приставил ко мне старика, чтобы глаз не спускал и постоянно докладывал начальству». Он имел право так думать: писарь и правда ходил за ним по пятам.

На рассвете Мартынов все-таки уснул. Впадая в густую дремоту, он неожиданно, против собственной воли подумал: «Интересно, где же сейчас тот паренек, Никитка? Сюда бы его. С таким можно бы отправить все сведения. Маленький он, но, видать, крепкий, надежный». Терентий Петрович давно запретил себе вспоминать о Никитке, чтобы не растравлять себя. Сейчас это получилось лишь потому, что сон уже накатывался на него, приятно давил.

После приезда сотника Шипилова и его людей в среде старших офицеров произошли кое-какие изменения, сперва малозаметные. На пальцах у многих из них стали появляться высокопробного золота обручальные кольца. Как-то увидел Мартынов массивный желтый портсигар на столе Айвазяна и точно такой же у полковника Красильникова. В тот же день подпоручик Голышев за обедом, сидя прямо на траве, шепнул:

— А ловкач же этот сотник! — он имел в виду Шипилова. — Помните санитарную сумку в его руках? Ну, тогда, в ту ночь? Оказывается, она сплошь набита золотом: монеты, изделия, даже коронки зубные.

— Зубные коронки… Откуда они? — не сразу понял Мартынов.