Михаил Найдич - Высшая мера

— Нет, не видел… Это маленькая такая, что ли?

— Большая, на год старше нас. Она еще иногда в матроске ходит.

— В матроске? Ну, видел.

— Ее Ленкой звать, она мне и дала почитать, я ей туфли подбивал…

Славка помолчал. И поэтому Петро добавил, что Ленка тоже недавно приехала в город, — ее отец — лесничий, и они долго жили в лесу.

— Ладно, давай рыбачить, — проговорил Славка.

Поплавки нервно вздрагивали на зеркальной воде, — здесь она была светлее, не такая зеленая, как посредине. Да еще солнышко выглянуло из-за сизой тучи, лучи пронизывали реку, даже можно было увидеть зыбистое песчаное дно.

У Петра ловилось и у Славки, но у Петра больше. Славка сперва нахмурился, но затем отходчиво сказал:

— Здорово у тебя получается! Становись-ка ты рыбаком.

— Не-е, лучше пока сапожником. А потом или в армию пойду, или сыщиком стану.

— «Или-или», выбирай уж что-нибудь одно.

Петро промолчал, он еще не знал, какое это «одно» выбрать. Положив удочку в лодку, Славка предложил походить по острову:

— Я его давно собираюсь обследовать. Может, здесь пираты когда-то были.

— Ты что? Пираты только на морях бывают.

— А эта река куда впадает? — ехидно спросил Славка.

— В лиман.

— Так лиман же — часть Черного моря. Разве не могли пираты подняться вверх по реке?

— Не-е, пираты только в тропиках водятся.

Славка рассердился, стал возражать. Петро едва поспевал за ним; густой кустарник хлестал их ветками, к одежде прилипал репейник. Фантазия не на шутку разыгралась, и Славка сказал, что здесь, на острове, возможно, и пиратский клад зарыт.

Конечно, Петро не мог оставаться равнодушным к такому предположению. Клад! Золото, драгоценности!

— Сколько жратвы можно купить у спекулянтов на рынке! Целый вагон, наверное, да, Славка?

Но тот взял товарища за руку и шепнул:

— На барахолку не пойдем, мы лучше… понимаешь… голодающим отправим, на Волгу.

Петро согласился отправить драгоценности голодающим. Теперь он шел и слегка вздыхал. И, не выдержав, спросил, от волнения заикаясь:

— А м-мы себе хоть немножечко оставим?..

Заросли кустарника между тем стали редеть, и ребята вышли к берегу: остров, оказывается, не больно-то широк. Повернули направо, миновали рощицу — и вышли к круглому, будто очерченному циркулем, озеру.

Петро решил искупаться и стал стягивать сорочку, но Славка остановил его: дед говорил, что вода тут холодная, от родников.

— Ну и что? Сам ведь сказал — надо обследовать…

— Здесь вряд ли чего найдем.

Более двух часов они бродили по острову, но почему-то никакого пиратского клада не нашли. Единственная находка — покрытая ржавчиной немецкая каска. Они ее примерили — сперва один, потом другой.

— Отвоевался кайзеровский солдат.

— Пусть не лезет к чужому дому…

— А говорят, в Красной Армии тоже есть немцы и венгры, и китайцы.

— Так эти же за Советскую власть идут, помогают нам.

— А потом мы им пособим, ага?

— Само собой! — авторитетно заявил Славка. — Это, знаешь, как называется?

— Как?

— Интернационал… вот!

Петро, по словам Славки, уж очень смешно выглядел в этом головном уборе. Но и Славка имел в нем не больно геройский вид.

Посмеялись друг над другом. А потом взгляд Славки посерьезнел.

Они бросили каску прямо с лодки в речку, а потом, свесившись через борт, смотрели, как стайки черных мальков метались из стороны в сторону. Вдруг Петро сказал:

— А у Ленки еще велосипед есть.

— Детский, что ли, трехколесный?

— Нет, настоящий, только дамский.

— Как «дамский»? — не понял Славка.

— Ну, без верхней перекладины на раме, чтоб не перебрасывать ногу через седло.

— А девчонки разве не могут перебрасывать?

— Не знаю, — ответил Петро.

Славка не хотел продолжать разговор о Ленкином велосипеде — он снова начал о пиратах:

— Конечно, они разбойники, но жилось им все-таки хорошо, вольготно.

— Ага! — подхватил Петро. — У них в жарких странах все было: и бананы, и кокосовые орехи.

— Ничего, у нас скоро тоже поспеют арбузы и дыни. Ты арбуз любишь?

— Спрашиваешь! Особенно с хлебом хорошо. Возьмешь вот такой кавун… он трещит, если сжать с боков… взрежешь, да как навернешь с краюхой. Во-о, вкусно.

Был уже полдень, ребята захотели есть, а разговорами еще больше подогрели свой аппетит.

Петро развязал узел, достал ржаного хлеба и лука.

Настанет время, когда многие равнодушно будут глядеть на ржаную краюху — вдоволь станет пшеничного хлеба, всяких саек, тортов. Но мальчишки об этом не думали, им бы такая мысль показалась невероятной, — до того вкусным был этот черный хлеб грубого помола.

— Эй ты, Шерлок Холмс, вставай, — Славка тряс за плечо друга.

Раннее утро только начинало врываться острыми лучами в распахнутую дверь сарая. Петро, посапывая носом, открыл глаза и по оранжевой солнечной полоске на стене определил: сейчас — не более шести.

Он снова свернулся калачиком и глухо пробормотал:

— Дай еще трохи поспать, хоть минуту.

— Не дам! Небо сегодня какое, знаешь? Ни единой тучки.

Петро, поняв, что поспать больше не удастся, сел на кровати и стал тереть глаза.

Мальчишки уже неделю спали в сарае: Славка — на лежанке, а Петро достал себе настоящую кровать. Правда, старую. Койка эта валялась у разрушенных солдатских казарм, перетащить ее особенных трудностей не представило. Славка взял спинки, а Петро — сетку, положил ее на голову и понес, придерживая руками. Сквозь ржавую сетку задиристо торчал его чуб…

— Какой же из тебя Шерлок Холмс, если вставать рано не любишь?

— Чего ты пристал?

— А ты же сам говорил, что будешь сыщиком. А если так, — Славка понизил голос, — чего же ты про письмо забыл?

— Про какое письмо?

— А вот! — Славка достал письмо цыганки.

— Я думал, оно у деда.

— Дед давно забыл о нем, и ты забыл. А мне оно почему-то покоя не дает.

— Давай сюда, — обрадовался Петро. — Я его по методу Шерлока Холмса исследую, вот увидишь!

Он достал из конверта письмо и осторожно стал его обнюхивать. Славка терпеливо ждал, почти уважительно смотрел на друга, наконец не выдержал: «Ну как?..» Петро объяснил, что пытается определить, не пахнет ли письмо одеколоном и каким именно:

— Тогда легче будет хозяйку найти.

— А какие бывают одеколоны?

Петро вспомнил, что видел на тумбочке у Ленки полупустой флакон. Потому-то уверенно кашлянул:

— Бывает одеколон «Кармен»… ну и так далее.

После этого он стал изучать бумагу, на которой написано письмо. Ну что ж, обычная, тетрадная. И Петро сделал вывод:

— Знаешь, не исключена возможность, что это писала учительница, потому что бумага в клеточку, для арифметики.

— Чи ты сдурел, чи притворяешься? В письме и так ясно сказано, что она в школе работала. Вот: «Снова учительствовать? Так ведь и школ почти не осталось». И дальше есть про школу.