Михаил Найдич - Высшая мера

— Лично Буряку передашь, в руки.

…Запылил, зашумел табор; скрип колес и лошадиное ржание заглушили чью-то унылую песню. «Ни гитары у них, ни бубна… тоже, видать, от войны не сладко», — думал теперь старик. А Славка с Петькой шли за повозками, провожая их к дороге.

Потом вернулись. И Славка сказал:

— А ребята ихние в школу не ходят. Я у них спрашивал.

— Хорошо им! — отозвался Петро.

Дед рассердился:

— Дурни вы оба! Чего ж тут хорошего?

Славка слегка смутился, но потом все-таки подтвердил, что, конечно же, хорошо. Потому что в школе, мол, неинтересно. Вот если бы там воевать учили, тогда иное дело, добавил он.

— Так вас же как раз и обучают военному делу, — сказал дед.

— Не-ет! — заспорил и Петро.

— Как «нет»!.. А математика, к примеру? Какой же из тебя вояка будет, ежели ни своих, ни противника сосчитать не сможешь? Или взять географию: без нее военной карты не составишь.

— Ну, а грамматика зачем нам? Или литература? — у Петьки от волнения даже шрам около уха побелел.

Дед презрительно качал головой, поглядывая на Петра и Славку:

— До чего неразумный народ, беда мне с вами. Разве без грамматики правильно напишешь донесение? Получат его в штабе и будут ломать голову, не поймут ни черта. Не только писать — и читать без грамматики не сможете!

— Мы-то сможем, мы грамотные, — сказал Славка. — Вот дай нам, деду, письмо цыганки… В один миг прочитаем!

Никифор прикусил губу. В письме атаману Буряку могли быть важные сведения, потому он и спрятал его сразу и уже не вспоминал. «А позже, — размышлял он, — почитаю наедине. Не ребячье это дело».

Но Славка не отставал:

— Давай, дедусь, почитаем. Наверное, там тайны какие есть?

— А мы тогда красному командованию доложим, — восхищенно выкрикнул Петро.

«Вот пострелята, — восхитился старик. — На ходу мои мысли отгадывают».

Он достал письмо, ничего другого делать не оставалось. Быстро пробежал глазами и разочарованно потер ладонью лоб:

— Буза какая-то, ерунда на постном масле. Одни чувствия и жалобы. А боле ничего.

Славка нетерпеливо взял листок. Но и на его лице вскоре появилось полное равнодушие.

— Читай вслух, — потребовал Петро. И Славка неохотно начал:

«Грицю мой любимый!

Каждую минуту жду тебя, а ты не появляешься. Не сердись, что была постоянно суровой и строгой: такое время, обстоятельства. Украина наша разодрана на части, брат против брата воюет, — разве место сейчас чувствам интимным?

Жизнь моя протекает без перемен. Играем одно и то же. Грустно. А из глубины души рвется песня: «Ой, як болит сердце мое, а слезы не льются…» А еще тяжело оттого, что не знаю — как помочь общему делу, нашему кровному. Снова учительствовать? Так ведь и школ почти не осталось. Нет, чует мое сердце — и я и ты распрощались со школой окончательно. Судя по всему, мы созданы для дела боевого. Потому-то вдвойне тяжело сидеть сложа руки.

Поговаривают об успехах наших на Подолии, а кто говорит о противоположном, — слухи самые разноречивые. Кому верить?.. Наверное, и в городе есть наши люди, но как проложить тропинку к ним — не знаю.

Многое мог бы решить твой приезд. Приезжай! Совершенно уверена, что при сегодняшней неразберихе это не столь уж опасно, особенно для такого смелого, как ты. Ну, а как найти меня, ты знаешь.

Не удивляйся подателю сего письма. Это естественней и надежнее. Жду тебя. Твоя Оксана».

Все помолчали, а Петро затем проговорил:

— А она тоже бандитка, это по письму видно.

— Нет, не бандитка пока еще, — возразил Славка.

— Вот именно, «пока еще». В городе надо поскорее заявить, пускай ее допросят.

— Правильно, — согласился и Славка.

А дед сказал:

— Умные у вас головы, да только… малышам достались. Как же нам заявить, когда мы ни адреса, ни примет никаких не знаем.

— Нет адреса? Как же письмо без адреса? Может, на конверте…

— Буряк-то знает адрес…

И снова все сидели молча.

А потом запрягли Грома и сами уселись на телегу, чтобы продолжить путь.

Лето было дождливым и прохладным. Дул сырой ветер. Зелень в городе разрослась, стала мохнатой, тяжелой. Казалось, надави на лист — и он брызнет ярко-зеленым соком.

Дед Никифор с ребятами поселился у дальнего родственника. Тот даже обрадовался: вскоре ему предстояло уехать на работу в Харьков, и теперь есть на кого оставить квартиру.

Старый Никифор стал сапожничать. Он даже приобрел некоторую известность, — если раньше чинить обувь ему несли только соседи, то теперь стали приходить и из отдаленных домов.

Несколько раз дед ходил в большое здание — наводил справки о сыне. Обещали помочь в розыске, но пока — безрезультатно.

Славка знал это здание: однажды дед взял его с собой. Славка остался у входа, на каменных ступеньках.

Тогда же он увидел выходящего из дверей гигантского кавалерийского командира. Широкая грудь, серебряная шашка, красные галифе.

Не знал тогда мальчишка, что это прославленный комбриг Григорий Котовский. Не знал, что через пять лет, когда и война давно закончится, он, Славка, — молодой командир — будет стоять у гроба убитого Котовского, отдавая последнюю почесть знаменитому герою.

А пока Славка ходил с дедом рыбачить. Почти всегда ведерко — то самое! — наполовину наполнялось карасями. Уже сонные, они едва шевелили красноватыми плавниками, скользили по закопченному дну ведра.

А вот Петро не рыбачил: помогал старику сапожничать. В его отсутствие сам выполнял несложные заказы — набоечки прибивал, вклеивал стельку. Он смешно выглядел в длинном, не по росту фартуке; руки его теперь всегда были черными.

Однажды он все-таки поехал со Славкой на рыбалку.

Старая плоскодонка спокойно раздвигала упругую зеленую воду — и вправо и влево от носа расходились грядки волн, и от этого лодка слегка покачивалась.

Подошли к небольшому острову. Славка привязывал лодку к стоящему по колено в воде дереву, а Петро уже расхаживал по берегу и внимательно смотрел под ноги.

— А знаешь, Славка, тут, кроме нас, ни души.

— А может, кто и есть, — безразлично отозвался тот.

— Нет никого, давай поспорим! Это я тебе как сыщик говорю.

— Чего-чего? Это ты сыщик?

— Ну да! Вот смотри — мои отпечатки. А больше ничьих.

На мокром песке действительно были лишь следы босых Петькиных ног, а дальше чисто.

— Наблюдательным стал — усмехнулся Славка.

— Это потому, что я про Шерлока Холмса читаю.

Петро вытащил из кармана несколько тоненьких разноцветных книжек. Это были рассказы Конан Дойля «Пестрая лента» и «Пять апельсиновых зернышек».

Славка наугад открыл одну из них и сразу же заинтересовался:

— Где взял?

— А ты девчонку из соседнего двора видел?