Александр Куделин - Неуставняк-1. Книга 1

На складе одновременно получали обмундирование только два солдата. Остальные ожидали своей очереди, или наоборот, дожидались, когда получат другие, в фруктовом саду напротив склада.

– Ну что, Куделин? Послужим вместе? – Младший сержант Мартышкин подошёл сзади и положил мне свою худую руку на плечо.

Я по дворовой привычке резко повернулся через противоположное плечо и принял боксёрскую стойку.

– Ого, да мы боксёры! – Он непонятным движением схватил мою левую руку и легко завёл её мне за спину.

Плечо прострелила боль, но сдаваться я был не намерен, хотя руку было и жалко – положение было патовым. Обида подкатила под горло, так как в мозг плеснуло понимание: сила ни при чём, главное – умение!

– Саня, оставь мужика. Чего привязался?! Помнишь, что Гарик сказал?

– А я его не бью, а преподаю урок самообороны. Правильно, боец? – Он приподнял мою руку вверх, и я готов был упасть на колени.

– Правильно! – закряхтел я, согнувшись пополам.

– Отпусти, не ломай! – вступился сердобольный Ипполит.

– Живи! – Мартышка, чуть толкнув бедром, отпустила руку, и я свалился на землю.

Опыт ведения боя явно был не в мою пользу, и потому, вскочив, я не стал нападать, а, отойдя на безопасное расстояние, принялся отряхивать прилипшие к штанам и кителю былинки.

– Ты откуда такой борзой? – Мартышкин скалился улыбкой Гуимплена.

– Из второго взвода четвёртой роты. – Мне претило разговаривать с этим самодовольным уродом.

– Ты дурака-то выключи! Спорнём! Ты с Урала!?

– Ну. – Если я обижен, меня разговорить очень трудно.

– Чё ну? Баранки гну! Я из Челябинска! А ты? – Саня был очень настырен, его язык болтался, как пионерский галстук на ветру, и я привожу только выдержки, а не весь его словесный понос.

Обида, закравшаяся в душу, стала быстро пускать корни. Я закрылся в себе, но для виду старался что‑то внятно отвечать. Ему не удалось меня разговорить, но главное я для себя вынес – мы земляки, только он с южного Урала, а я со среднего. Южные все говоруны, а наши парни расположены более действовать, а не болтать.

– Да ладно, не обижайся, – он прижал меня правой рукой и постарался растрясти, – мы же с тобой земляки, а какие между земляками могут быть обиды?

Я бережно лелеял свою обиду, не позволяя лестным словам Мартышки проникнуть в сердце, чтоб не поранить её, пока она не окрепнет.

– А вы откуда? – Я обратился к Ипполиту, чтоб навязчивость Сани хоть немного спала.

– Я житель Пензы! – Гордости в словах не было, скорее, скромность или даже стыд.

– А вы суржанин или пензяк?

Глаза его широко раскрылись.

– А ты бывал в Пензе?!

– Нет, там делать нечего, просто я читал про неё.

– Всё равно приятно. Я родился и вырос в Пензе, поступил в институт, и меня после второго курса забрали в армию.

– А на каком факультете? – Я понял, раз он в армии, то из института его наверняка выперли.

– Гуманитарном.

«Понятно, почему он так складно слова подбирает, один другого стоит!»

– Товарищ младший сержант, разрешите обратиться! – От продолжения разговора отвлёк какой‑то рыжий Ванёк.

Знаете, такая взращённая на масле и молоке морда с заплывшими от достатка глазами и ресницами цвета спелой ржи.

– Ну, обратитесь. – Саньку явно нравилось, что к нему обращаются.

– Товарищ сержант, а вы давеча сказали: «Кто захочет колобаху, обращайтесь ко мне». – Лицо Ванька не выражало ничего, даже интереса к затронутой им теме. – А можно показать, что такое колобаха?

– Ничего себе запрос! – Санёк буквально оторопел. – Тебе армейскую или десантную?

– А что лучше? – От возможности выбора глаза Ванька стали наполняться интересом.

– Десантная крепче! – подзадорил Саня.

– Тогда давайте её! – засмаковал предвкушение сын полей и огородов.

– Нагибайся? Не, не так.

Саня поставил Ванька боком к себе и, взяв его за шею, нагнул буквой «г». Спина сельского доброхота была согнута в пояснице и параллельна земле. Саня поправил его голову, чтобы шея и затылок были продолжением линии спины. Снял с себя пилотку и положил ему на шею.

– Так, держи глаза!

– Чего? – Ванёк начал приподниматься, чтоб уяснить, как их надо держать.

– Ну!, стой, как стоишь! – Саня придержал его за затылок. – Просто поднеси ладони к глазам и слегка на них надави, чтоб не выпали.

– А, понял! – Его немаленькие ладони закрыли лицо.

– Ты только не переусердствуй, – с нотками сомнения обратился к Саньку Ипполит.

– Ништяк! Всё будет скромно. – Мартышка заулыбалась и подняла правую руку над головой. – Готов? Не слышу, готов?!!!

Из-под головы колхозника прозвучало согласительное урчание, видно, он не только глаза придерживал, но и запечатал рот.

– Держи! – Рука палача, зажатая в кулак, резко, как гильотина, рухнула на шею героя.

Х-моп! – прозвучал заглушённый пилоткой удар.

–О-ох! – откликнулся казнённый, слегка присев в коленях.

– Ну как? – торопливо задал вопрос Саня.

Ванёк начал медленно распрямляться, его лицо налилось кровью, глаза покрыла паутинка проявившихся сосудов. Честно говоря, казалось, что Ванёк сейчас этого Санька вроет в землю. Он мне стал как родной, и я готов был его поддержать – не хватало только команды «фас!». Мартышкин принялся трусливо оглядываться, а Ипполит быстро встал перед ним и медленно распрямляющимся Ваньком, тем самым как бы воздвиг стенку между палачом и жертвой, но, заметив и мою решимость, сделал шаг назад и повернулся вполоборота ко мне. Саня от этого движения вынужден был отскочить на два шага, что походило уже на побег.

– А чё? – заскулил Мартышкин, как обиженная собака. – Ты же сам хотел.

Ипполит был выше его на целую голову, и тому пришлось прямо подпрыгивать, чтоб из‑за него общаться с казнённым сельским жителем.

Ваня тупо смотрел на Ипполита и никак не мог сообразить, куда делся его обидчик.

– Всё! Получил пилюлю, успокойся! – Ипполит явно испугался тоже. – Как, понравилось?

– Не-е, слаба! А сильней силы мало? – Ваня решил хоть на словах, да ударить своего противника.

– Нет, сильней нельзя – смерть! – Ипполит понял, что кризис миновал и принялся подробно объяснять. – …Понимаешь, ниже затылка находится продолговатый мозг, если его рассечь, происходит мгновенная смерть, а вот если по нему ударить, то можно получить потерю ориентации и даже галлюцинацию.

– А сам ты пробовал? – Ванёк явно ещё не пришёл в себя, но ему требовалось хоть на ком-то сорвать злость.

– А как ты думаешь? И меня старшие наказывали. – Ипполит дал Ваньку успокаивающую таблетку, и тот, окончательно присмирев, решил вернуться к своим сослуживцам, которые внимательно наблюдали за всем действием с галёрки.