Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

Андрей торопился. Мысли опережали перо…

«…Время, проведенное в учебном пункте для меня не прошло даром. Теперь мы умеем ходить строем, обращаться с оружием, метко стрелять, постигли основы следопытства, знаем тактику и умеем вести бой в самых разных обстоятельствах. Умеем форсировать реки и горы. Понимаешь, отец, было все — и ноги я до крови натирал, и чуть не падал от усталости, и мозоли набивал на руках… Какие марш-броски с полной выкладкой делали, ого! Я уже писал тебе, как торжественно проходило принятие присяги. Знаешь, я впервые почувствовал по-настоящему какое нам дело доверили — охранять границу, быть на самом переднем крае! Правда, до настоящего мастерства воина-пограничника еще далеко, но мы уже не те юнцы, что пришли в отряд когда-то… Нам с Ширали (я тебе о нем уже писал) повезло — будем служить на заставе имени героя-пограничника Алексея Кравцова. Он погиб в 1930 году в бою с басмачами. Нам о нем рассказывали командиры и один аксакал, так здесь называют туркменов, у которых белые бороды и кто пользуется большим уважением. Этого аксакала звать Кучук-ага. Он был знаком с Кравцовым. Очень хороший старик. Я тебе еще о нем напишу…»

— Андрей, что ты сидишь, — ворвался в комнату Ширали. — С заставы машина за нами пришла!..

— Подожди пару минут…

— Я могу, а вот машина, ребята?.. Ладно, заканчивай, а я в казарму за вещмешками. Прихвачу и твой… От меня — привет передай!

— Обязательно! Фирма гарантирует!..

Топая сапогами, возбужденный Ширали моментально исчез. Словно его и не было.

Когда Андрей, на ходу заклеивая конверт, выбежал из казармы, его ослепили яркие солнечные лучи. Это был не просто хороший весенний день — это был день окончания учебы, день прощания с учебкой. Впереди ждала настоящая боевая служба!

На днях закончилось распределение по заставам. Кому-то, как считали ребята, повезло, кому-то — наоборот. Одни ходили радостными, сияющими, другие — печальными.

— Ну, как, Инженер, доволен? — спросил Андрея пограничник с глубоко запавшими глазами и маленькой головой на длинной шее. Чем-то он напоминал хорька.

— Доволен, — искренне ответил Андрей, — а ты?

— Мы с Петькой в горы попали… Тоже неплохо, романтика!

С вещмешками бежал Ширали, издали кричал:

— Андрейка, нас у проходной ждут, бежим…

…Долина реки Сумбар не отличалась шириной, но по изгибам и многочисленным поворотам могла смело поспорить с любым горным ущельем. В середине грохотала, звенела, прыгала по камням, пенилась и вскипала река. По берегам зеленели густые заросли ежевики, прямого как стрелы камыша, что вымахал почти в три метра высотой. Ветви плакучих ив спускались к реке, мочили зеленые косы в ледяной воде…

Оставляя за собой серый шлейф пыли, по дороге спешила автомашина. Мелкая щебенка вылетала из-под колес, барабанила по дну кузова, с металлическим звоном ударяла о стальной вал кардана. Машину подбрасывало на рытвинах и ухабах, молодые солдаты дружно подпрыгивали на металлических скамейках, что тянулись по обеим сторонам кузова. При этом они весело ахали, словно сидели не в машине, а в седлах лихих ахалтекинцев.

Вместе с солдатами ехал молодой лейтенант с тонкими чертами лица и круто выгнутыми бровями. Во всем его облике сквозила молодцеватость, подтянутость, а фуражка, надетая чуть-чуть набок, придавала всему виду лихость. Китель, ремень с блестящей пряжкой, портупея — все было подогнано с каким-то щегольством и изяществом. Лейтенант внимательно посматривал на новичков и старался представить, как они поведут себя на заставе. Это будет зависеть не только от них, но и от него — замполита заставы Реджепа Дадыкова, недавнего выпускника Высшего пограничного военно-политического училища. Сумеет ли он найти подход к этим семерым парням, завоевать их доверие?..

Замполит вновь пробежал глазами по лицам пограничников… Вот этот, что сидит в конце кузова, будет, пожалуй, самым высоким на заставе, встанет правофланговым… Лицо почему-то рыхлое, твердости не чувствуется… Федор Ушаков, окончил десять классов… Лейтенант запомнил фамилии и имена, когда знакомился с личными делами… Это — художник Ширали Ниязов, его хотели при учебке оставить — но настоял парень, к начальнику политотдела ходил, добился своего! Друг его, Чижов Андрей — сибиряк. По комплекции видно — сильный парень… Янис Крумень — латыш из Риги, мечтал о море, все родственники — рыбаки, а попал в погранвойска…

Приглядывались и молодые солдаты к своему замполиту: каким он будет на заставе? При первом знакомстве в отряде вроде понравился — внимательный, немногословный. Может, излишне серьезный, редко улыбается.

Дорога все петляла и петляла. Порой Андрею казалось, что вот-вот она упрется в тупик — впереди поднимались отвесные скалы. Но, подъехав к ним, дорога вдруг ныряла в узкую щель и вела дальше.

Андрей указал Ширали на вершины гор.

— Я думал, что в Туркменистане, кроме песков ничего нет… А тут такие горы! Будет что рассказать дома. Слышь, Ширали, ты обязательно нарисуй, а то не поверят…

— Что у вас за люди, если своим не верят? Разве можно неправду говорить?

— Выходит, что можно. Потому, что безнаказанно все. Человек врет, ему сходит с рук, как с гуся вода! Таким бы на лбу выжигать: врун, обманщик, плут… Чтобы все видели!

— Ты сам никогда не врал? — хитро прищурился Ширали.

— Ради шутки бывало…

— Наверное, девчатам, — подмигнул сидящий рядом Янис, — они это любят. Им все красивое нужно, героическое. А если ничего этого нет? Вот и приходится приукрашивать. Немного… — Янис мотнул рыжей головой и зажмурился. Видимо, вспомнил, как он сам «приукрашивал»…

Ширали вытащил из вещмешка коробку с фломастерами, большой блокнот.

— Горы рисовать будешь? — спросил Андрей.

— Горы потом… Сейчас тебе на лбу напишу: «Обманщик»! Большими красными буквами. Чтобы все видели, сам говоришь, что таких метить надо. С тебя и начнем… Подставляй лоб!

— Очумел, что ли? — воскликнул Андрей. — Я ради шутки обманывал. Совсем по мелочам.

— Значит, есть большое и малое вранье? Увел верблюда — вор, незаметно взял иголку — мелочь… Так тебя понимать?

— Кто же сравнивает иголку с верблюдом? Смехота!

— Суть одна — обман, вранье! Маленькое или большое — какая разница? У нас говорят, что можно солгать только в трех случаях: когда тебя обвинят в несодеянных грехах и тебе надо выкрутиться; когда хочешь примирить двух поссорившихся друзей; когда твоя жена, наслушавшись сплетен, зла на тебя…

— Мудрец ты, Ширали, — засмеялся Андрей. — Значит, сказать неправду все-таки можно?

— Только в этих трех случаях, — развел руками Ширали. — Так будем на твоем лбу что-нибудь писать?

— Постараюсь исправиться, — поднял руки Андрей. — Под твоим мудрым руководством!