Олег Колмаков - Злая память

Ну, а вечер того же дня, в их квартире собрались друзья. В тесном кругу, как и положено, отметили возвращение главы семейства.

А уже на следующее утро, во время завтрака, Лариска вдруг посмотрела на Князева каким-то иным взглядом. Будто бы увидела она его впервые в жизни.

– Валера, ты помнишь, что было накануне?.. Какую чушь ты вчера нес?.. Как, едва не подрался с Сашкой?.. Как, в буквальном смысле, от нас убегали гости… Ни разу в жизни, мне не было так стыдно. Стыдно за тебя, за себя…

– Подумаешь, слегка погорячился… – в своё оправдание буркнул Князев. Он и вправду, с трудом припоминая события вчерашнего вечера. – …Не хрен было хватать тебя за задницу во время танца.

– Валера, какой «танец»?.. Какая «задница»?.. – со злости Лариса громыхнула посудой. – …Ты сам-то в это веришь? Князев, ведь ты никогда таким не был. Я всю ночь не спала…

– Тут-то я, чем тебе не угодил?.. – возмутился офицер. – …Ведь я сразу вырубился, проспал без задних ног до самого утра.

– Это ты, так думаешь. На самом деле, ты всю ночь дико орал; бормотал какую-то ерунду; метался; вскакивал; пытался куда-то бежать; стремился кого-то убить… Валера, мне было страшно. Как за себя, так и за нашего сына…

Сейчас майор вспомнил и о том, как спустя какое-то время, супруга выдала ему ещё более жестокий и обескураживающий монолог.

– Князев, за прошедшую неделю я дико вымоталась и просто до смерти устала… Ты вернулся оттуда совершенно иным. Не поверишь, но я будто бы сама побывала на фронте. Вольно или невольно, но ты приблизил мое сознание к некоему помешательству. Полное, причём реальное ощущение, будто бы я нахожусь в окопах… Где-то на передовой… Вокруг меня рвутся мины, стреляют военные… Рядом кто-то кричит, падает раненым, погибает…

Ты, наверное, заметил, что в последнее время я вовсе не покидаю квартиру; не хожу на работу или по иным делам. Возможно, ты считаешь, будто бы я хочу быть с тобой рядом, хочу слушать весь этот бесконечный бред?.. Нет, Князев, я вынуждена тебя разочаровать… Это вовсе не так. Просто, я очень переживала за наше единственное жильё.

Пойми, Валера. Ты прибываешь в каком-то непрерывном стрессе. И это напряжение, хочешь ты этого или нет, постепенно передается и мне… А от меня к сыну. Ещё раз повторю: моя психика на пределе, я уже на уровне срыва… И как бы мне ни было сейчас больно за наш дом, я всё же решила покинуть его стены. Точнее, не саму квартиру… А этот: ни то туман, ни то кумар, в который ты меня загнал.

Я уже договорилась. На пару недель Саша он отвезет нас к маме… А ты, Валерочка, делай все, что хочешь. Воюй, обороняйся, иди в атаку, взрывай газ, сжигай квартиру…

А впрочем, где-то в душе, я всё же надеюсь на то, что мужик ты сильный, что временное одиночество пойдет тебе только на пользу. Успокоишься, возьмешь себя в руки. Ну, и самое главное, прекрати пить…

Удерживать супругу Валерий не стал. Тогда это показалось ему бесполезной затеей. Он хорошо знал характер Лариски. Уж если она что-то для себя решила, то ни на шаг не отступит от ранее намеченного плана. А, кроме того, Князев и сам понимал, что происходит с ним нечто неладное и ему, как воздух, необходим некоторый тайм-аут. Потому как в душе его творился полный беспорядок. При этом его вовсе не покидала мысль, будто оставил он незавершённым, что-то очень важное и весьма значимое. Ко всему прочему, Валерия действительно досаждали ночные кошмары, однако источник их возникновения, по мнению самого Князева, находился вовсе не в его голове. Причина ужасных сновидений была намного глубже. Если хотите, в его истощённой и выжатой как лимон душе. Слишком много нечеловеческих сил и эмоций, было отдано ею совсем недавно, во время штурма дудаевского дворца…

Со своим подразделением Валерий вошел в центр Грозного пятого января девяносто пятого года. Когда дворцовая площадь уже была сплошь завалена трупами российских военных. Их было так много, что казалось, невозможно было сделать и шага, чтоб не наступить на чье-либо мёртвое тело.

В те дни столица Ичкерии состояла целиком из руин. Горело всё, что могло гореть. Чёрный смог напалма сравнял день с ночью. Трудно было ориентироваться не только на местности, но и во времени суток. Ощущения, пожалуй, были схожи с теми, если б на землю опустилась бескрайняя ночь ада. Беспрерывная стрельба тяжёлых орудий, перекрёстный пулемётный огонь, чеченские вопли и русский мат – слились в один общий, бесконечный гул. У выживших в той мясорубке бойцов, осталось устойчивое мнение, что они воочию видели самое начало конца света.

Подразделение Князева закрепилось в развалинах одного из жилых домов. Здесь уже не было привычного разделения на роды войск, федералы занимали один общий фронт. И цель была у всех едина – Президентский Дворец. Казалось бы, он был тогда, как на ладони, в каких-то пятидесяти метрах. Однако шквальная стрельба с обеих сторон полностью блокировала любые попытки прорыва.

И только на третий день бесконечных атак, взрывов и бесчисленного множества потерь, совершенно не ориентировавшийся ни в реальности, ни в пространстве, пропитанный потом и въедливым трупным запахом, в потоке одной разночинной и разноголосой «живой лавы», Валерий всё же ворвался на первые этажи злополучных апартаментов генерала Дудаева.

Потом, примерно сутки шел ожесточённейший бой внутри здания. Боевики сопротивлялись до последнего патрона, до последнего человека, до самого конца рассчитывая на поддержку извне…

И вот она, казалось бы, столь долгожданная победа, достигнутая неимоверными усилиями и несоизмеримым количеством человеческих жертв.

Минута триумфа, минута запредельной эйфории. Дворец взят!

Пили; произносили тосты за мир во всем мире; братались; обменивались телефонами и адресами. Абсолютно все, были тогда уверены в том, что война окончена.

В действительности, в те январские дни, ОНА – многолетняя, жестокая и многострадальная для всей России; не имевшая определённых границ – фактически, только и началась.

До настоящей победы была ещё целая вечность…

Дождавшись наступления сумерек, прапорщик Михайленко тихо и незаметно покинул территорию складов. Через четверть часа он уже был у подножья горного массива. Там, в сугробе талого снега он откопал заранее приготовленный баул, скроенный из плотной брезентовой ткани. Кое-как взгромоздив его на свои худые плечи, и изрядно пригнувшись под тяжестью ноши, прапорщик отправился вверх по склону, в сторону лесного массива.

Короткими передвижениями, периодически сбрасывая со своего горба тяжеленный баул и останавливаясь для того чтобы отдышаться, Михайленко постепенно преодолел почти километровую дистанцию по пересечённой местности. И вот, он наконец-то наткнулся на условный знак, свидетельствовавший о том, что с горем пополам, ему таки удалось добраться до условного места. Тяжело дыша и бегло осматриваясь по сторонам, прапорщик вслушался в тишину ночного леса.