Сарада Бёрд - Снег в ноябре

– А-а, боже! – Сара вновь просунула руки под грудь старика. Его выпуклые острые ребра даже сквозь одежду впились в кожу Сары, причинив ей боль. Закусив губу, девушка напряглась и приподняла магистра. – Какой же вы… тя-а-же-о-лый, – кряхтя, она с трудом перевернула его, вернув в горизонтальное положение. – Ух!

Как только магистр очутился на спине, новый приступ одолел его.

Кха-кха-кха… кха-кха-кха…

Содрогаясь от кашля, старик потянулся к Саре, трясущимися руками схватил ее за руку и буквально всучил ей неизвестно откуда взявшийся скомканный лист бумаги.

– Прочти его… кха-кха-кха… кха-кха-кха, – сквозь кашель пробормотал магистр, – прочти… – и в изнеможении откинулся на спину.

Сара машинально сунула лист бумаги в карман куртки и, глядя как магистр задыхается от собственного кашля, обеспокоенно произнесла:

– Я позову доктора, – и, не оглядываясь, поспешила прочь из палаты.

– Ты жестокая, Сара, кха-кха-кха… но ты та, кто должен быть здесь, – просипел старик, глядя вслед уходящей девушке, но она его не услышала. – Кха-кха-кха, э-э-кха-кха-кха… судьба, я не смог обмануть тебя… – глаза магистра затуманились, он тяжело прикрыл веки, а затем издал чуть слышный легкий вздох.

Сара прислонилась к стене, пропуская вперед, промчавшихся мимо нее докторов и медсестер. Она не успела позвать на помощь: сработал датчик на отслеживающей системе, и команда скорой помощи сама поспешила к магистру.

Когда медперсонал скрылся в палате, Сара сунула руку в карман и ее тонкие пальчики коснулись листка бумаги.

«Что, черт возьми, за ересь он нес? Видать совсем сбрендил».

Она достала из кармана листок, развернула его и… охнула. В руках у нее была тонкая пергаментная бумага, местами в мелких трещинах, полностью покрытая заковыристыми готическими буквами; с одной стороны край листа оказался неровный, словно его в спешке выдрали из книги.

«Что за фигня?» – Сара в недоумении уставилась на лист. – «Этот мерзкий старикан никогда ничего хорошего не делает: и что же на этот раз он мне подсунул? И как вообще я должна это прочесть?»

Поглядев на непонятные немецкие слова, начертания которых можно было сравнить с аккуратными городскими домиками феодальной Германии, Сара предположила, что скомканный лист содержит в себе нечто очень важное для нее. Она аккуратно сложила листок и спрятала его во внутренний карман куртки, однако, поразмыслив немного, вынула его обратно, сделала с него фотокопии на смартфон и вновь спрятала. Затем отыскала в списке контактов нужный номер и нажала кнопку вызова.

– Вот это люди! – раздалось в трубке, и Сара невольно улыбнулась. – Чего звонишь? Неужели еще помнишь о нас?

– Привет, Платон. Как жизнь?

Благодаря своему носу, большому и с горбинкой, похожему на клюв птицы Коля Плутонов среди однокурсников получил прозвище Ибис. Но в отличие от однокурсников я не видела в Кольке аиста, и вообще предпочитала называть его именем древнегреческого философа, считая, что оно ему больше подходит – Платон.

Платон был первый, о ком я подумала, разглядывая врученное мне магистром тайное послание. Оно бы так и осталось тайным не вспомни я о друге и его ярой одержимости историей средневековой Европы: спроси Платона о чем угодно и он тут же выдаст ответ подобно Википедии. Он и есть ходячая Википедия, для этого ему даже не требовалось подключение к глобальной сети. Я могла положиться на Платона, знаю – он меня не подведет. Увидев снимки, что я ему отправила, он опрометью бросится выполнять мою просьбу и даже не потому, что я попросила, а потому, что он с одного взгляда распознает изображенные на снимках письмена эпохи Средневековья, если уж даже я об этом догадалась, только взглянув на буквы с ломаными очертаниями.

Ожидая звонка от Платона, я направилась в «Сад Черного принца». Проходя мимо кофейни, бросила взгляд в окно – Макса и Серого там уже не было, зато женщина за стойкой с серьезным лицом о чем-то говорила с собакой. Я не задержалась возле кофейни, прошла дальше и свернула в незаметный для простого обывателя проулок. Платон позвонил, как раз в тот момент, когда я, нырнув под арку, очутилась на аллее, ведущей вглубь сада.

– Тут такое дело, – начал Платон.

– Какое? – я насторожилась.

– Откуда у тебя этот документ?

– Знакомый дал. А что?

– Да ничего. Любопытно стало, откуда такая редкость оказалась в твоих руках?

– Редкость? Значит, я не ошиблась: текст действительно древний?

– Ну, сомнительно говорить, что он древний. Текст написан шрифтом, который использовался в средневековой Европе. Это точно ротунда 6 6 Ротунда – итальянский вариант готического письма, появившийся в XII веке. , она была широко распространена в XII—XIV веках. Так что не такой уж он и древний, это тебе не Египет.

– Понятно, – пробормотала я.

– Но я спустился к лингвистам, – Платон выдержал паузу, даже не нужно было видеть его, чтобы понять, что Платон поднял указательный палец вверх. А судя по его интонации, дальше он собирался сказать мне нечто очень важное, поэтому я вся обратилась в слух, и все же не смогла не представить, как Платон, взбудоражив всех студентов в учебном корпусе, большими шагами спустился по лестничному пролету на этаж ниже, туда, где обитали «иностранцы» и «языковеды». – А если точнее, – продолжил Платон, – к подруге моей девушки.

– У тебя есть девушка?! – выпалила я, удивившись столь неожиданному заявлению. – «И в правду важное заявление».

– А что нельзя? Я же красавчик, еще и умный, да к тому же обояшка…

– Да-да, – я невольно улыбнулась, – не удивительно, что у тебя появилась девушка. Но ты лучше скажи, что тебе сказала подруга твоей возлюбленной?

– Ты не поверишь, как тебе сказочно повезло! Она нынче выпускается и ее выпускная работа – фольклор феодальной Германии! – тембр голоса у Платона заметно повысился.

– И? – ожидая, что скажет Платон, я быстро прошла по аллее, вышла к пруду и остановилась возле скамьи, на которой когда-то мы с братом сидели, и где он рассказал мне о тайном сообществе тевтонов.

– Она с ходу определила, что текст относится к XII веку! – воскликнул он, и я сразу определила, что мой друг чрезвычайно взбудоражен.

– Ого!

– А я-то как офигел! Вот и спрашиваю: откуда ты такую реликвию надыбала?

– Действительно хочешь знать?

– Только не надо говорить, что это меня убьет, – категорично заявил Платон.

– Как знать, – усмехнулась я, представив, как после моего рассказа о тайном правительстве Платон хватается за грудь, и театрально качнув головой, горестно вздыхает. Но я не могла рассказать правду никому, по крайней мере, до тех пор, пока не отыщу брата.

– Реально не скажешь? – заискивающе спросил Платон.