Mel RedWolf - Проклятие Крылатых. Начало Пути

Она бы там вполне могла просидеть ещё пол дня и даже поплакать над превратностью судьбы, однако у неё были неотложные дела. Следующие пять минут искали уборную с самым нелепым выражением лица: смесью нерешительности и помешанности безумного. На удивление, в корпусе действительно не было ни души, а посему оставалось полагаться на свое чутье.

Несколько ошибок прозвучали скрипом старых сосновых дверей, пока не обнаружилось искомое. Решив одну из насущных проблем, а вместе с тем и лишившись заключения, Дорэль могла бы вернуться в комнату, что определенно подобало сделать, чтобы смягчить гнев Первой, однако мысли девушки повернулись в другом направлении.

Дурфа осознанно не сделала этого, решив, что Аэль будет сердится из-за того, что та ушла без её ведома, но раз она будет злиться в любом случае, бескрылая решила немного продлить удовольствие и прогуляться до тех пор, как наказание само ее найдёт.

У Дорэль промелькнула сомнительная мысль, что в движении получится что-то вспомнить, особенно, если найдет нечто знакомое. Вдохнув побольше воздуха и умыв личико свежей водой, Дорэль отправилась на улицу.

Шумный город ожил так рано. Тянулся запах выпечки от пекарен. Краснощёкие мастерицы творили из теста витые формы, что напоминали собой пышные облака. Пел свою песнь инструмент кузни. Не замолкала она будто необычная и такая странная. Темным дымом клубился жар, раскалялась докрасна сталь и сильные руки ремеслениц придавали твердой материи правильную форму.

Дорэль брела вперёд, зевая по сторонам, выбирая путь по тоненькой нити своего восприятия, что подсказывал внутренний голос. Казалось, никто не обращает внимания на беглянку – так важна работа и велик их труд. Дурфа бродила по широким распростертым улицам и по тоненьким, узким, словно дверная щель. Каждое здание воспринималось, как нечто особенное, диковинное, необычное, но с другой стороны они не выделялись на фоне остальных.

Дорэль осматривала всё. Любопытные очи цвета лунного света долго присматривались к узору плит под ногами, как играет луч солнца на серой глади. Любопытно было даже насколько высокий у домов фундамент, в каких, обставленных грубо обтесанным камнем, обложках разместились факельные шесты и держатели чаш. Дорэль смотрела во все глаза и запоминала каждую деталь, каждую неровность, сотворенную мастерами и, отчасти, учиненную войной.

Она ощущалась острой тревожной стрункой. В тихом стоне из лазарета, где раненных выхаживали мягкие руки милосердных. Ощущалась война в пустоте: не было в городе праздности. Он жил долгом и упорным трудом, от которого зависело на чьей стороне будет перевес. Тревога иголочками прошлась по спине и плечам. Хотелось сжаться и спрятаться в уголочек, лишь бы не чувствовать этого.

Дорэль прижалась к стене и зажмурилась, будто это могло помочь. Сердце стучало, как у зайца, бухало в ушах барабанной дробью. Только солнце ласково пригревало кожу, нежно согревало, будто родительские руки в объятиях. И тревога ушла. Глаза приоткрылись в щелочки и обратились к небесам, светлым, как сама жизнь.

Сколько утекло времени девушка не могла сказать. Осознала лишь, что на небе ярко светило солнце, что настроение её улучшилось, словно напиталось этим светом. Зазвенели женские голоса ремесленниц, что вернулись с урожаем. Вот только страх вновь о себе напомнил. Что же будет, если дурфу заметят? Что сказать?

На этот случай Ириль не была готова, но, видимо, сегодня ей определенно везло, потому что на гуляющую и широко улыбающуюся девушку внимания так никто и не обратил. Встретившиеся ремесленницы, что несли на своих плечах плетёные корзины спелых плодов лишь приветливо улыбались ей в ответ, а одна из женщина, в чьих уголках глаз уже обозначили морщинки, вручила ей румяное яблоко.

Ириль было хотела поблагодарить, но язык непослушным камнем лежал во рту, не желая шевелиться и высекать слова. Тогда глаза девушки увлажнились, а взгляд сиротливо обратился к незнакомке.

– Ешь на здоровье. Животворящая не оставит тебя, – мягко, на удивление Дорэль, легла речь женщины, а на устах ее шире стала улыбка.

Поправив корзину на плече, ремесленница на миг ещё задержалась у девушки, по-родительски потрепала по коротко-подстриженным волосам. От подобного жеста Дорэль не сдержала благодарной улыбки и помахала на прощание рукой. Струйно шел ряд тружениц, заканчиваясь на лавке. Часть припасов разносили жителям, часть гутам, а часть в прозапас.

Но на этом приключение Дорэль не закончилось. Беспокойная дурфа обошла все лавочки, каждый уголок города, посмотрела на то, как жители работают и даже немного помогла с переноской тяжелых каменных мешков в кузницу. Всё это время она и крохи не ела, но прежде тело ее и не требовало подпитки. Только переносить уголь – работа тяжелая. Дорэль утомилась и вскоре услышала характерный звук.

Тут она вспомнила про яблоко. Нащупав его в кармане порток, Ириль завернула за угол. Только она собралась его укусить, прислонив к бархатным губам, как взгляд поймал движение впереди. И не заметила девушка, что ноги завели её в маленький дворик, тенистый и уютный.

Здесь играли маленькие дети. Ириль удивилась, но то, что те делали вызвало её интерес. Не долго думая, дурфа приблизилась к гутам. Они оказались общительные, эти бескрылые. Говорить Дорэль даже не нужно было: девочки сами охотно рассказали во что играли. Это были три маленькие девочки и у каждой были большие красивые глаза, налитые светом солнца, яркие, словно золото.

Волосы двух были весьма необычного цвета для дурф, так что подсознательно Ириль понимала, что это очень необычно, иметь волосы столь же синие, как океан. А вот у третьей они были более естественными: цвета спелой пшеницы. Они играли в игру, которую назвали «двенадцать палочек». Это было что-то наподобие пряток.

Как Ириль объяснили позже, на длинную палку, поставленную на камень, как катапульта, кладутся с одной стороны мелкие палочки, а водящий наступает с другой стороны и палочки разлетаются. Пока тот собирает палочки и возвращает их на место, остальным должно спрятаться и если тот, кого нашли, приходит первым и вновь запускает палочки, то игра начинается с тем же водящим.

Ириль охотно согласилась на игру, так что на ближайший час снова забыла о яблоке, которое девочкам в конце и отдала. За час игры Дорэль почувствовала себя счастливее, чем за все время после пробуждения. Но, всё хорошее когда-то кончается, вот и малышек позвали домой.

Дело шло к сумеркам и начало темнеть, так что Ириль планировала возвращаться, уже представляя то, как Аэль будет её ругать, а возможно и накажет за то, что темноволосая сбежала. Но всё время прогулки её не покидало ужасное чувство, что кто-то взглядом прожигает спину дурфы. Темноволосая стала отчетливее это ощущать, когда улицы опустели и на них уже никого почти не оставалось.