Ольга Небелицкая - Обителей много

Дома у родителей она варила кофе в старой медной джезве. Деревянная ручка у той уже разболталась, бока украсили вмятинки, но купленную на Староконке джезву Дина беззаветно любила. Как любила и газовую плиту. Что-то завораживающее было в том, чтобы сначала повернуть вентиль конфорки, подождать заветного шипения и только спустя несколько секунд чиркнуть спичкой. Запах серы смешивался с еле уловимым запахом газа, Дина аккуратно ставила джезву на плиту и смотрела, как синие треугольные язычки лижут медное дно.

Кофе у нее никогда не убегал. В том была особая стояновская магия: чувствовать кожей каждую секунду, пока коричневая шапочка начинает приподниматься из недр джезвы. И поймать заветный момент, когда надо погасить пламя, чтобы шапочка застыла над краем джезвы. Миллиметра два, не более. Юрий Стоянов так же гордился умением наливать пиво быстро и ловко – чтобы пена в стакане поднималась и ни на капельку не переливалась за край.

В новой квартире, как и во всех новых домах, плита была электрическая. Дина с ней так и не подружилась. Она пробовала ставить джезву на конфорку, но медь оказалась внезапно слишком легкой для чувствительной индукционной поверхности. Плита не включалась. Кастрюльку, сковородку – пожалуйста, а джезву – никак.

– Вот зараза, – удивлялась Дина. Пробовала заваривать кофе в стакане или в стеклянном чайнике, пробовала модную итальянскую моку – алюминий плита почему-то приняла – всё не то.

Так что рожковая кофеварка оказалась весьма кстати.

Аппарат занял почти половину столешницы, предназначенной для готовки. Но Дина все равно не готовила дома – либо ела в кафе, либо покупала в кулинарии еду по дороге домой, либо заходила к родителям: они-то отпускали дочь только после плотного ужина да еще с парой свертков про запас.

– Голубцы погрей сегодня на ужин (какой ужин, мама, в десятом часу ползу домой, мысленно стонала Дина, но вслух не спорила: бесполезно), налистнички съешь с утра (налистнички, как их называла Ханна, – то бишь блинчики с творогом и изюмом по особому, бабушкиному, рецепту, Дина любила, но знала, что с утра ей кусок в горло не полезет), а фаршированные синенькие забери завтра на работу, там погреешь (Дина точно знала, что ничего на работу с собой не возьмет: между поездками на служебной машине по объектам, заполнением документов, подготовкой новых договоров и решением финансовых вопросов у нее было время разве что опрокинуть в себя чашку-другую эспрессо, сваренного секретаршей Шифрой).

Октябрь выдался прохладным и тревожным.

Вроде бы всё шло своим чередом, но Дина по утрам вздрагивала, заходя на кухню: ну почему ей стало казаться, что кофеварка затаилась в углу и вот-вот прыгнет на нее? Что за глупости! А то и прыгнет, смеялась над собой Дина, такая дурища, под полцентнера весом. Аппарат посверкивал неуместно алыми боками в почти стерильной белизне кухни. Словно артист в свете софитов. Даже в пофыркивании, с которым он цедил в чашку крепкий ароматный напиток, Дине слышалось что-то недоброе.

Дина не верила в приметы или знаки.

Она поднимала на смех тех, кто после дурного события задним числом выискивал указания на плохие предзнаменования.

– Он чуял, – передразнивала она, рассказывая Кольке про одного из рабочих, – с утра чуял, что к вечеру бухой свалится в открытый люк и набьет здоровенный шишак на лбу. Прям с раннего утра знал. Потому что уже с утра кошка пробежала у него под самым носом, черная бестия, а соседская Фаня понесла пустое ведро, и, представьте себе, – Дина смешно растопыривала руки и копировала окающий басок строителя, – штош оставалось-то, только нажраццо-то, все ж знаки-то налицо. Налицо у него были знаки, ишь.

Тут Колька хохотал в голос, падал на спину и дрыгал в воздухе ногами. Да и сама Дина едва сдерживалась, чтобы не захохотать, но не выходя из образа, серьезно добавляла:

– Как не нажрраццо-то… ежели кошка-то.

Но той осенью Дина стала ловить себя на том, что ищет внешние подтверждения своим плохим предчувствиям. Вот дурацкий светофор на Екатерининской загорелся красным ровно в тот момент, когда она подошла к перекрестку, – теперь стоять аж минуту. Рассыпала остатки кофе, неловко двинув темпером при утрамбовывании кофе в рожок, чертыхнулась, хотела подмести – смахнула со стола кувшин с водой. Захотелось пнуть красную кофемашину: слишком нагло та наблюдала за происходящим.

Дина просыпалась раньше будильника, будто кто-то ее окрикнул, словно было что-то на грани яви и сна – вот-вот поймаешь, поймешь… нет. Простыни наутро были скомканными и странно прикасались к телу, словно одежда не по размеру. Хотя как, ну как не по размеру могут быть – простыни? Дина крутилась в постели, переворачивала подушку. Всё было так – и не так.

Дина утешала себя тем, что это ее первая осень в новой квартире. Конечно, нужно просто привыкнуть к новым звукам: здесь было непривычно тихо. В родительском дворе из распахнутых настежь окон постоянно звучала музыка – из каждого окна своя. Орали дети и коты, бесконечно кричали и голосили соседи, постоянно кто-то что-то жарил, кто-то сбегал по лестнице в мыле – буквально, в мыле: если воду отключали посреди дня и нужно было добраться до колонки.

Окна новой квартиры выходили в безмятежность неба. До Дины долетали разве что крики чаек. Соседей по этажу то ли пока не было, то ли они оказались совершенно тихими и незаметными: ни во время переезда, ни за период ремонта Дина не столкнулась на лестничной клетке с другими людьми.

Но дело было не только в тишине или прохладном октябрьском свете.

Дело было в первую очередь в том, что происходило на работе.

Странности в поведении Шифры Дина заметила уже давно, но долгие месяцы списывала их на застенчивость секретарши.

Шифра устроилась на работу в бюро в феврале.

Сразу после этого они начали работу над проектом нового здания: аккурат в центре города, на Ланжероновской планировали построить бизнес-центр. Дина не поняла, почему Шиманский с его размахом мысли и амбициями, взялся строить бизнес-центр – где тут развернуться-то? В центре города, где правила застройки строго определяют этажность, да и с оформлением фасада здесь всё строго. Шиманскому (да и ей самой) подавай огромные жилые комплексы на окраинах или небоскребы вроде тех, что строят сейчас в Москве.

Но если с проектом бизнес-центра Дине всё было более-менее понятно, то новая секретарша ее удивила.

Во-первых, удивительным было то, что внезапно уволилась по собственному желанию их предыдущая помощница, Леночка. Без Леночки они уже два года себе не представляли и дня – она была тысячерукой богиней, которая одномоментно выполняла мелкие поручения, варила кофе, отвечала на звонки и вела календарь встреч и совещаний босса. Леночка как-то доверительно сообщила Дине, что душой прикипела к бюро и считает его своей второй семьей. Но в январе она улетела на недельку в отпуск на Мальдивы, а вернувшись, положила на стол заявление и упорхнула от них то ли в Киев, то ли в Петербург, Дина даже понять не успела, куда. Она и увольнение Леночкино не застала: самой в тот момент не было в Одессе.