Андрей Умин - Атлант поверженный

– Странно, первый анализ крови, взятый у вас дома, показал сильное воспаление с огромным количеством лейкоцитов, но второй, взятый сейчас, говорит о том, что вы более-менее здоровы. Наверное, та пробирка повредилась в поездке или кровь так странно себя повела с расстоянием. Понимаете меня?

– Да, понимаю, – растерянно сказала Лия.

– Вы в полном порядке, голубушка, – продолжал доктор, сжимая в одной руке конец свисающего с шеи стетоскопа, а другой опуская очки, чтобы видеть собеседницу собственными глазами. – Готов поспорить, вы смешали алкоголь с каким-то наркотиком, а ваш наглый сосед не постеснялся вызвать скорую и пожертвовать расстоянием многих людей. Понимаете, как несуразно все получилось?

– Да, понимаю, – повторила она, чувствуя себя виноватой.

– На первый раз я, конечно, не стану записывать ложный вызов с вытекающими из этого последствиями. У вас, по словам принявших вызов медиков, действительно было неважное состояние, в причины которого я не собираюсь вникать, пусть этим занимаются безумцы-наркологи и судмедэксперты. Но лучше вам не злоупотреблять ни химическими коктейлями, ни звонками в скорую. Поняли меня? Если да, то кивните.

Девушка быстро кивнула, и доктор ушел. Белые стены стали давить подхваченной в воздухе флуктуацией осуждения, и молодым людям пришлось спешно ретироваться. Под сверлящим, как алмазным наконечником, пронзительным взглядом медсестры они вышли на улицу, прочь из здания, такого полезного для хороших людей, но вместе с тем коварного и мучительного для оказавшихся изгоями пациентов. Осуждение заставляло поверить в собственную виновность перед стройными идеалами общества. Солнце, в отличие от всего этого, одинаково ярко светило людям всех социальных классов, с присущей божеству добротой и невозмутимостью согревало улицу, ведущую от больницы до родного квартала двух молодых людей. Они беззвучно брели по тротуару, перешагивая обрывки газет и другой мусор. Их руки находились на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга, но натянутые между ними невидимые нити смущения убивали в мыслях всякий намек на романтику. Со всех сторон стояли грязные, обшарпанные дома серого цвета с отвалившейся кое-где штукатуркой, обнажавшей ромбы гнилой деревянной опалубки. Эти улицы не имели ничего общего с новостями об успехах в борьбе с нищетой. Прямо на дороге стояли хаотично разбросанные мусорные баки, которые туда выдвинули городские бомжи. Переступая засохшие комья мусора, Платон пытался вести Лию прочь из грязного и недоброжелательного района, но по факту едва поспевал за бойкой девушкой, желавшей поскорее закрыться в своей комнате. Остаться наедине с позором. На другой стороне улицы на крохотной детской лавочке посреди ржавой игровой площадки сидел мужчина в сером твидовом костюме и серой шляпе. Он казался огромным относительно стоящих вокруг качелей, будто великан пришел разломать оставшееся от сказочного городка. Он положил одну вытянутую вперед ногу на другую, демонстрируя максимальное удобство отдыха на абсолютно неподходящей для этого крохотной лавке. Распахнутая перед незнакомцем газета закрывала лицо и бо́льшую часть тела, оставляя на всеобщее обозрение только ехидно прищуренные глаза, по странному стечению обстоятельств смотревшие именно в те места улицы, по которым шла молодая пара. Чувствующий неловкость в чужом районе Платон чаще обычного оборачивался и смотрел по сторонам – тогда распахнутая газета поднималась чуть выше, полностью закрывая подозрительного уличного зеваку. Но потом маленькие черные точки глаз неизменно поднимались из укрытия и следовали за целью. Когда парень с девушкой прошли достаточно далеко, серая рука мужчины достала из внутреннего кармана пиджака рацию и поднесла ее к губам, которые что-то в нее прошептали. В этот момент мусорщик, водивший по земле метлой дальше по улице, оглянулся назад и быстро кивнул серому человеку.

Платон пытался завести разговор, но момент был, мягко говоря, неидеальным. Понурая Лия смотрела себе под ноги, пиная попадавшиеся пустые бутылки и мятый картонный мусор. Так они и шли – наполненный чувствами парень и ничего не подозревающая о них девушка. Суммарно оба они были наполовину влюблены. Не бог весть какая новость, но парня устраивала даже призрачная возможность прикоснуться к прекрасному, побыть рядом с Лией и просто поговорить, хоть на миг успокоить ненасытную тягу. Набравшись смелости за первую половину дороги, он заговорил про город, улицу, траву и вообще все, что попадалось по пути, – обветшалые бетонные стены домов, забитые хламом ямы у дорог, зеленые деревья их относительно порядочного квартала метрах в двухстах впереди. Слово за слово и разговор перешел в обычную бытовую плоскость типа любимых книг, фильмов и телепередач. С каждым новым словом Платон понимал: не так страшно само общение с девушками, как страх с ними заговорить. Оказалось, что Лие тоже не нравятся развлекательные шоу и она вообще редко смотрит ящик, а отношения с соседками у нее не такие близкие, как могло казаться со стороны, когда видишь выходящих из одной квартиры трех молодых красоток. Между сожительницами оказалось много вопросов и нерешенных споров. Разговорившись в обществе малознакомого, но приятного человека, девушка тоже почувствовала себя комфортнее и уже с трудом сдерживалась. Обожествленный Платоном образ Лии рушился под ее обычными житейскими проблемами и интересами, делая ее еще ближе, доступнее, а чувства к ней – все более перспективными. Увлеченные беседой, молодые люди не замечали, что позади них шел дворник, старавшийся не привлекать к себе внимания, но постоянно наступавший на мусор вместо того, чтобы его собирать. Он просто водил метлой в воздухе, даже не дотрагиваясь ею до земли. Неловко поскользнувшись на банановой кожуре, он резко взмахнул руками и с грохотом выронил на землю рацию, но она удачно и мягко шлепнулась на мятый грязный картон. Удостоверившись, что парень с девушкой заняты исключительно друг другом, дворник поднял служебный аксессуар и что-то в него произнес, прошел еще несколько метров и остановился на границе квартала. В отличие от него, молодые люди продолжили идти как ни в чем не бывало. Наконец начался привычный и такой знакомый им с детства ряд трехэтажных кирпичных домов. Солнце будто светило ярче, а трава была зеленее. Можно было поверить в теорию заговоров, но квартал просто был относительно новым и изначально строился для фотографий в популярных журналах, расхваливающих тихий и спокойный Фрибург, а также экономические успехи страны. Даже застройка была выбрана очень низкая, что со стороны выглядело, конечно, красиво, но в реальности оказалось настоящим кошмаром для местных жителей, увеличивая расстояния до магазинов, заводов и школ. Многие сразу стали копить деньги на квартиры в высотках со всеми необходимыми удобствами прямо внутри здания. Но не все оказались столь прагматичными, не все вкладывали деньги с умом, кое-кто просто купил дорогой коллекционный автомобиль, приносящий даже меньше пользы, чем найденный на другом конце страны космический шаттл, на котором из-за больших расстояний никто не может никуда улететь. Платон даже умудрился обсудить и это, совсем заболтав уставшую девушку, а когда молодая пара, наполовину влюбленная за счет вклада парня, уже подошла к дому девушки, он решил еще сильнее открыть ей душу.