Сергей Фокин - Библия смерти

Доктор Коттон. – Дайте-ка взглянуть. Так. Отправляйте всех на удаление больных зубов, а после доставьте ко мне пациента из палаты №231.

Медсестра. – Будет исполнено.

С момента указаний врача прошло не более тридцати минут. Крики боли только начали постепенно угасать, ощутив головокружительный эффект.

Сэм Дикенсон ни помнил не единого прожитого им дня (он и был пациентом №231) . Все, что хоть как-то понимал студент, было тем, что он не здоров. Челюсть ныла от удаленных четырнадцати зубов. Без наркоза, без должного лечения и попыток спасти тот или иной зуб, их просто выдрали самыми обычными пассатижами. Прижавшись к койке, он всячески пытался отговорить врачей от их коварства и зверства.

Дантист (принявшись за дело). – Не волнуйся. Обычно именно там и скрывается недуг.

На эти слова, беззащитному и связанному по рукам и ногам, сказать было нечего. Да и кто вообще станет слушать психа! Ему, как и всем остальным, после завершения процедуры, сделали «приторный» укол и по указаниям главврача, доставили в его лабораторию – местный подвал.

О стерильности здесь не было и речи. Хирургические приборы лежали в беспорядке, капли засохшей крови, стали как одно целое. Кушетка была накрыта старой «белой» простыней. Вся в пятнах: желтые, красные, черные… Какие только цвета не дополняли ее былой вид. Из света была лишь одна бестеневая лампа, свисающая у подголовья операционного стола. Сэма доставили в смирительной рубашке, дабы он не мог причинить себе вреда. Таковыми были предписания его истории болезни в момент поступления. Хотя этот запуганный юнец, даже не помнил есть ли у него близкие и родные?

Стены и пол операционной были выложены мелкими плитками белого цвета. Из мебели, здесь еще стоял стол, где делали заметки проделанной работы и большой холодильник для трупов на шесть персон. Прохладный воздух, выходивший из постоянно включенного кондиционера, перебивал запах сваленных в кучу тел (у всех была вскрыта грудная клетка) , но по какой-то причине их не собирались убирать с глаз. Они были так аккуратно взвалены друг на друга, будто специально служили для вселения страха.

Доктор Коттон (обращаясь к медсестре среднего возраста, доставившая в лабораторию Дикенсона). – Шивчее! Нам необходимо успеть сделать отчет по предстоящим опытам.

Главврач влетел в помещение с такой скоростью, что даже не обратил внимание на расколовшуюся от удара двери плитку.

Доктор Коттон. – Если вы сейчас не ускорите все подготовления, то окажетесь на этом столе.

Подойдя к своему пациенту, он ему нежно улыбнулся, снял смирительную рубашку и заковал в кандалы.

Доктор Коттон. – Будем знакомиться. Меня зовут Генри Коттон. Я являюсь вашим лечащим врачом.

Сэм не мог ему ответить по трем причинам: рот заметно опух от проделанной работы дантиста, присутствие страха о предстоящих мучениях (он хоть и является психом, но прекрасно понимал, что лучше, чем было, уже не будет) и из-за ужасной головной боли, где без остановок каркали «предвестники беды». На глазах выступили капельки слез, что не осталось не замеченным взглядом Коттона.

Доктор Коттон. – Не волнуйся. Я тебя вылечу. Скоро, ты определенно поправишься. Обещаю. (обращаясь к медперсоналу, где Сэм только сейчас заметил, до чего обезображены были их гниющие лица) Готовьте приборы. Думаю, следует начать с удаления слезных желез. Анестезия не требуется. (затем Генри включил свой карманный диктофон) Запись 42Б15. Пациент №231. Удаление источника заразы произведено успешно, но «психический вирус» успел укоренится в области лица больного. Сейчас будет произведено удаление слезных желез, с целью взаимодействовать на недуг больного путем воспаления прооперированной ткани. Утром будет произведена повторная проверка.

Действие морфия подходило к концу. Это стало ясно студенту, после полученного первого надреза, который Генри Коттон произвел над левым глазом. Надрез был небольшой – миллиметров семь-восемь, и Сэм рассчитывал, что сможет с легкостью его преодолеть, но боль оказалась настолько невыносимой, что бедолага дважды обмочился в штаны. Дикенсон бился в агонии, как раздавленный жаворонок. Он изо всех сил пытался высвободить прикованные к кровати руки и ноги, но его кандалы были рассчитаны на подобные случаи и работавший над его лицом доктор, даже не обращал на подергивание его тела никакого внимания. Шансы на спасение сравнялись к нулю!

Доктор Коттон (не отвлекаясь от работы). – Добавки все равно не получишь. Так что угомонись и терпи – мужик ты в конце концов, или кто?

Сделав маниакальный взгляд, выраженный широкой улыбкой, Коттон продолжил операцию. Он нанес Дикенсону еще три неглубоких надреза (по паре на каждый глаз, по одному на низ и на верх) . Сэм не желал умолкать и продолжал завывать, раздражающие весь персонал, серенады. Когда точка грани перевалили за предел терпения, одна из медсестер привязала ему кляп. У нее было обезображено пол лица и отсутствовал один глаз, но Сэм даже не смог уделить этому значение. Боль превыше всего! Адские страдания, с легкостью скинут с вершины даже веру в Богу, что уж там говорить о внешнем восприятие окружающего мира.

Второй надрез, казалось, производился еще медленнее и по его завершению студент не справился со шквалом получаемых эмоций и в итоге находясь в горячем поту, потерял сознание. Долгое время его пытались привести в чувства, но тело Сема Дикенсона умело сопротивлялось и не сдалось перед натиском трех врачей. Возмущаясь над длительным ожиданием, Коттону осточертело ждать «спящую красавицу», и он принял решение поиграть вслепую. Глазные яблоки были насильно открыты специализированным приспособлением, а надрезы увеличены еще на шесть миллиметров.

Операция была успешно закончена, надрезы наскоро зашиты, а обездвиженное тело доставлено в смотровую палату. Придя в себя, Дикенсон стараясь всячески пересилить невозмутимую боль, вокруг окружностей глаз и рта, решил покончить с собственными пытками раз и навсегда. Использовав собственную смирительную рубашку, которую в спешке ему забыли надеть медсестры, Сэм повесился над дверным проемом за выпирающий крюк, державший ночной инфракрасный светильник.

Пробуждение второе.

Было прохладно. Вентиляционная система поддерживала столбик ртутного градусника на четырнадцати градусах выше нуля. Голова гудела, как в момент сильного похмелья. Сэм попытался напрячь свой мозг, но никакая вечеринка в его голове не возникла.