Сергей Фокин - Библия смерти

Надсмотрщик. – Ха-ха-ха… Поздно клоуном решил заделаться.

Тюремная камера была общего типа и в ней уже ждали своей участи пятеро провинившихся. Первые пятнадцать минут ушли на знакомство с местностью. После чего, Пифт, или тот, что сейчас живет в его теле, решил действовать.

Пифт. – Эй, грязный нигер. Ты знаешь, мне кажется, что тебе здесь не место.

Негр. – Ты сейчас это кому сказал, мешок говна.

Пифт. – Прошу у вас прощения, любезный, но деливший со мной койку сказал, что к вам все здесь так обращаются (хотя соседа схватили за обычный пьяный дебош и он тихо мирно спал, ожидая конца своего похмелья и скорейшего возвращения домой)

Негр. – Я не понял это что, шутка какая-то!?

Дальше все пошло, как по маслу. Немного поучаствовав в «ледовом побоище», гном дождался вмешательства стражи и под шумок покинул темницу. Добежав до ближайшего окна, Пифт твердо решил, не задумываясь, в него выпрыгнуть, но благодаря здравому смыслу, взявшим над ним верх, остановил свой напор перед каменным подоконником. Гном оказался на девятом этаже. Назад дороги нет. Во время кавардака была опрокинута одна из настенных ламп, разнеся огонь по всему полу. Теперь пылал весь этаж. Его вот-вот хватятся! Оставалось одно – прыгать на дерево.

Пифт (обуреваемый страхом и в полной нерешительности). – Господи Боже! Господи Боже! Господи Боже! Аааа…

Прыжок выдался не очень удачный. Ветвь, за которую ему удалось зацепиться, обломалась под его весом. Соскочив вниз, ему чудом удалось ухватиться за более твердый сук (в пределах седьмого этажа) . Щека была порвана, грудная клетка перебита (с трудом мог дышать) , гудел левый локоть. Мелкие ссадины считать причины не было – они покрывали девяносто девять процентов его тела. Правда, болеть сейчас совсем не время. Пифт медленно дыша, пополз вниз, цепляясь за растущие ветки, отгоняя в сторону нарастающую от каждого движения боль.

(Неизвестен). – Акайо, сколько у нас сегодня пар?

От возникшего нового звона в ушах, Пифт потерял равновесие и упал с дерева (находился он в этот момент на высоте второго этажа) . Отключился! Видно, что совсем на самую малость, так как стражники еще не успели за ним подоспеть. Шансов на спасение, останься он в городе, совершенно не было и гном принял решение, покуда не придет в голову ясность, отсидеться в лесу.

Пифт (размышляя над последней вспышкой памяти, зализывая собственные раны). – Так вот значит кто я такой! Акайо Окумура! Куда меня… Постой. Это же… Вот дерьмо! Черт меня дери. Я же в сказке! В той самой сказке, что мать рассказывала мне ребенку перед сном. Выходит, я сейчас в теле самого Пифта, а та покойная его жена. Дети были еще живы, а значит на исход я повлиять могу. Стоит разобраться, чтобы это все могло значить. Я должен вернуть свое лицо! И полный контроль над памятью!

Ему снова жутко хотелось есть.

Пифт (разговоры с самим собой вызвали у него чувства дежавю). – До пещеры, насколько я помню, путь не близкий, придется поискать в лесу что-нибудь съестного… Я словно раньше уже подобное делал, и не раз!

Минутный отдых доставлял гному много боли, которую он так усердно пытался скрыть от собственного сознания. Сорвав на поляне горсть черных ягод, Пифт (хотя давайте теперь уже будем называть его Акайо Окумура – так будет легче нашему бедному подсознанию ориентироваться на местности) , не задумываясь решил убить урчание в своем животе. Но поднеся их ко рту, который он и так с трудом смог открыть из-за слипшейся на порезе крови, вместо ягод в ладони оказалась лишь горстка личинок майских жуков. Окумура начинал понимать, что все что с ним сейчас происходит, по большей части самообман. Разве можно разгуливать в детских сказках! Но пересилить чувство «живого ужина» никак не смог. Он упал на спину от нахлынувшей тело усталости и стал медленно погружаться в сон, так и оставшись голодным.

Акайо уже дремал, когда резкий пронзительный лай собак вывел его разум из небытия. За ним организована погоня! Японец растерялся. Ведь он совсем не знал, в какую сторону ему идти. Сказки сказками, но путеводителя по миру детских воспоминаний у него не было, и где находится та самая пещера с мнимым богатством, он не знал. Закрыв руками глаза, он доверился инстинкту мышечной памяти своего сосуда, подумав, что это должно сработать и «помчался» из последних сил прочь. Опасность приближалась! Сложно представить это жалкое передвижение придавленной подошвой ботинка гусеницы, но не смотря на всю эту небылицу, ему удалось отдалиться от ищеек и в скором времени лай собак затих.

Ветренная прохлада леса сменилась скованным воздухом, отдававшимся эхом в окружение метра от гнома, и он наконец-то позволил страху открыть глаза. Чутье его не подвело! Он действительно стоял в той самой пещере, о которой так долго грезил его детский ум. Наверное, это была бы мечта любого ребенка – очутиться в месте безграничного богатства – услышь он хоть раз эту историю. Пройдя немного вглубь, Акайо сперва окинуло холодом и сыростью, а спустя короткое мгновение в глазах гнома отобразилось яркое зеленое свечение.

Зеленум!

Тот самый огромный монумент, горою возвышающийся в углубленной комнате его родного дома. Здесь до сих пор были видны следы насилия Пифта, видно совсем недавно здесь побывавшего. Но куда делось тело хранителя? Раздумье тут же оборвало отдаленное пошаркивание в правом ответвленном кармане пещеры и Окумура сам не понимая той причины, стремительно направился на возникший шум. Комнатка оказалась пуста!

Акайо. – Я не мог ошибиться? Кажется.

И снова возник этот скребущий звук, но откуда он доносился? Японцу пришлось оглядеть каждый темный уголок, прежде чем он смог наткнутся на гробницу мага. Пифт, придя в пещеру во второй раз, не смог смотреть на почерневший труп старика, который уже не первые сутки поедали изнутри трупные черви, постепенно начинающие выглядывать из норок его лица. Поэтому первым делом было решено устроить для бывшего хранителя Зеленума достойный склеп. Когда Акайо отодвинул прикрывающий захоронение камень, его взору предстало малоприятное зрелище. Сперва в нос ударил затхлый запах гнили. Труп был наполовину разложившейся. По виду – не меньше полугода (такое по хронологии событий не должно было быть возможным) ! Половина его лица отсутствовала, оголив почерневший череп, другая была липкой от остатков гниющей кожи. Но странным было не это. Старик был жив и просил о помощи, протягиваю к японцу свою окостеневшие руки.