Сергей Фокин - Библия смерти

Приемный отец. – Как только поймаю, отрублю их тебе все до единого и затолкаю в рот вместо гарнира.

К сожалению (или вернее к радости для молодого запуганного до смерти ребенка), обезумевший старик, в погоне за счастьем, оступился на брошенную рядом с урной бутылку дорого вина и потеряв равновесие, разбил себе голову о торчащий из стены металлический прут. Нижняя челюсть, издав хруст раздавленной пачки с чипсами, была полностью оторвана и забрызгала своей кровью все в радиусе метра.

Боявшийся за свою жизнь Акайо на секунду обернулся, чтобы узнать, как близко за ним погоня и почувствовав фору, исчез за углом здания. Все действие заняло не больше пятнадцати секунд. Парень даже не увидел той огромной лужи крови, растекшейся вокруг трепыхавшегося в конвульсии трупа. Он был рад, что у него появилась возможность оторваться от преследования и даже не думал о том, что его временный отчим уже больше никогда не подымится с этого аула.

Он умер быстрее, чем заслуживал. По всюду были разбросаны гнилые зубы старика, а язык свисал практически до самых плеч. Из рваных волокон ткани струились остатки проспиртованной крови и душа ничтожно прожитого жизнь сосуда, старалась как можно быстрее покинуть это вызывающее неприязнь пристанище.

Спустя час, Акайо уже твердо знал, что ему удалось укрыться, но теперь его тревожило совсем другое – он был один в огромном мире, голый, грязный и голодный. Мелкие ожоги он пока не замечал, но совсем скоро они скажут о себе знать. Ему было всего шесть, а ведь это еще то время, когда о тебе обязаны заботиться другие, даруя любовное тепло и защиту.

Одиночество! Вот что стало его верным другом. Скитаясь первое время рядом с окраиной леса, Акайо питался выкопанными из земли червями и даже старался не думать о том, что ему следует отыскать одежду. Ночью он спал, укутавшись в солому, которая стала ему мягче домашней перины. Днем охотился на насекомых и собирал капли росы. Он настолько одичал за прожитые в такой резервации годы (а их так прошло около трех), что совсем не поверил своим глазам, когда на его пути показалась группа подобных ему. Люди! Здесь! В мире одиночества и покоя! Сложно даже представить, как должен вести себя мозг в подобной ситуации. Но мозг Акайо, насмотревшись за жизнью насекомых, решил притвориться мертвым и при первом же контакте, рухнул в высокую траву «без чувств».

Каланитисса (восторженно). – Ты видел, он услышал меня? Мы можем управлять его телом!

Акайо (тот, кто присвоил себе это имя). – Ты бредишь. Это совпадение и не больше.

Каланитисса (указывая на неожиданно проявившиеся покраснения). – Тогда что ты скажешь про свои ожоги?

Акайо (сходу). – Ментальная связь близнецов.

Каланитисса. – На любой вопрос, у тебя всегда есть ответ. Да что ты из себя все умного строишь. Ты мертв! Пойми это наконец. Это все игра. Игра нашего общего «Страшного суда», подаренная нам Ниррити… Увижу, разорву!.. Ты вместо своих кинопрокатов, должен беспокоиться о том, как нам от сюда сбежать, желательно живыми. Отправиться во Мрак я еще пока не готов. Здесь должна быть дорога в Чистилище.

Акайо. – Для чего ты туда так рвешься?

Каланитисса. – Для дальнейшей жизни в аду. Хотя я бы рассмотрел вариант выйти на Поверхность.

Акайо. – Ты уже пробовал, не надоело экспериментировать?

Каланитисса. – Я хочу опробовать другой способ. Здесь нас без конца будут пытаться извести, уничтожить. Отбить желание самой жизни. Поводырь, вот кто нам сейчас необходим. Понять бы кого она нам назначила?

Акайо. – Ты как знаешь, но мне и здесь хорошо. Тут спокойно и не надо ни за что беспокоиться.

Каланитисса (не сдержав эмоции). – Это все обман!

Акайо. – Пусть так. Зато здесь меня еще ни разу не пытались убить.

Каланитисса. – Зато с ума тебя свести, я вижу, удается им так просто.

Акайо. – Не мешай мне больше.

Каланитисса. – Аналогичное желание.

Акайо. – Делай что хочешь, но меня в это не впутывай.

Каланитисса. – Ты уже замешан в этом. Так или иначе.

Акайо. – Пусть будет так.

Акайо не так давно исполнилось девять, но он давно потерял ход времени и не знал, какой сейчас день и год. Парень стал хорошо разбираться в жизненных идеях и намного обдуманнее принимать то, или иное решение. Одиночество заставило развиться быстрее своих сверстников и на решительные действия не требовалось более пятнадцати секунд.

Появившаяся на горизонте группа из пяти человек, выбрала это место не случайно. Они все были аскетами и отказавшись от крова и мягкой кровати, пришли сюда воплощать свои идеи в жизнь. Вот уже как одиннадцать лет они исправно верят в умерщвление собственной плоти и не нарушают собственные винаи. Воображению Акайо они представились словно огородное пугало. Одежда, которая когда-то очень давно была им в пору, теперь весела на них, как старый картофельный мешок и была такой же пыльной и рваной. Они заметили обнаженного юнца (который лишь зимой заворачивался в украденную шкурку)и сперва решили, что им просто померещилось. Что здесь мог делать одинокий ребенок? Да еще и голый! Но когда они подошли к его «мертвому» телу (замечу, делал он это мастерски, Ди Каприо мог бы ему позавидовать), поняли, что наткнулись на очень ценный клад и не задумываясь привели его бездвижное тело к жизни. Малец долго сопротивлялся, пытаясь сохранить бесполезность для жаждущих, но не дышать больше двух минут не мог и по истечению данного времени, сдался.

Акайо (тот, кому принадлежит это имя). – Кто вы такие? Что вам от меня нужно ? (слова сыпались из его уст, как из пулемета)

Аскет (присев рядом с парнем на корточки). – Не бойся нас. Мы не причиним тебе вреда. Ты здесь что, один?

Акайо (здесь получилось не совсем правдоподобно, глаза были опущены в низ, правая нога взъерошивала землю). – Нет. Мои родители охотятся на лисиц.

Аскет. – Это место давно уже не обитаемо не людьми, не животными. Тем более лисицами! Их никто не видел в здешних краях.

Акайо. – Может вы просто давно здесь не были.

Аскет. – Так оно и есть. Но ты точно здесь один. Вот только вопрос почему? Нас пугает это. Ведь ты еще совсем ребенок!

Акайо. – Жизнь – сложная штука, даже для детей. У каждого на то свои причины. Кто вы такие? Вид у вас, признаться, подозрительный.